Ноктуарий. Театр гротеска

– Мистер Райнер Гроссфогель постоянно сидит на препаратах с тех пор, как вышел из больницы, – сказала она так, словно говорила это впервые. – Я знаю одну девушку, та работает в аптеке, она видела его рецепты. Моя частая гостья, кстати, одна из лучших посетительниц, – ввернула Анджела зачем-то, и ее глаза в окантовке морщин и густого макияжа гордо сверкнули. Потом она продолжила посвящать меня в скандальные секреты. – Думаю, вы все понимаете, какие лекарства выписываются при таких болезнях, как у Гроссфогеля, – а там ведь и не болезнь вовсе, а чистой воды психосоматическое расстройство, как я и все, кто работает у меня, могли бы ему сказать уже давным-давно. От этих транквилизаторов и антидепрессантов у него совсем мозги поплыли; но ведь ему и того мало. Он принимает еще и препарат против спазмов – от болезни, которую он якобы чудесным образом сам поборол. Меня-то не удивляют его речи о том, что у него уже ни личности, ни души нет – хотя в любом случае это все игра на публику, ничего более. Против спазмов, да! – стоя напротив меня у стен галереи, где только что завершилась выставка, зашипела мадам Анджела. – Знаешь, что это означает? – спросила она и поспешила сама же ответить: – Это означает белладонну, опасный галлюциноген. И еще это означает фенобарбитал, барбитурат. Та девушка из аптеки все мне рассказала. Он принимает большущие дозы наркотиков, понимаешь? Неудивительно, что его теперь всякие тени преследуют – как он всех нас хочет убедить. Будь так на самом деле – я бы об этом хоть что-нибудь да знала. У меня-то на такие вещи особое чутье, я обладаю особым даром…

Однако вопреки ее дару и великолепным пирожным спиритическое кафе мадам Анджелы вскоре вылетело в трубу. А вот скульптуры Гроссфогеля, которые он штамповал с завидной скоростью и еще более завидной плодовитостью, пользовались колоссальным спросом как у местных скупщиков арт-объектов, так и у торговцев произведениями искусства и частных коллекционеров по всей стране; вскоре они вышли и на международный рынок. Кроме того хвалебные статьи о Райнере Гроссфогеле начали появляться в ведущих художественных журналах, да и в публикациях, далеких от искусства, пусть там о нем и его творчестве писали, например, так: «творческое и философское фрик-шоу одного человека». Как бы там ни было, по всем меркам Гроссфогель функционировал ныне как крайне успешный организм. Именно по причине этого успеха, к которому не приблизился никто из нашего круга художников и интеллектуалов, даже те из нас, кто порвал с Гроссфогелем после его лекции о метаморфическом исцелении от тяжелого желудочно-кишечного расстройства и просмотра первого из многих Тсалалов, теперь снова связались с ним и его бесспорно успешным телом без личности и души, надеясь поправить свои неудачные карьеры. Даже мадам Анджела со временем стала разбираться в «осознаниях», которые Гроссфогель сначала изложил нам в галерейной каморке, а теперь активно развивал в нескончаемых философских брошюрах, за которыми коллекционеры принялись охотиться почти как за его Тсалалами. Вот почему, когда Гроссфогель распространил свой проспект в узком кругу художников и ценителей, с которыми продолжал поддерживать отношения даже после того, как добился столь поразительного финансового успеха и известности, – проспект, возвещавший о «физическо-метафизической экскурсии» в мертвый городок Крэмптаун, – мы опять более чем охотно заплатили грабительскую цену, запрошенную Райнером.

К той бумажке я и отослал своих соседей по столику в столовой Крэмптона: вечно кашляющего фотографа-портретиста, по левую руку, автора неопубликованного трактата по философии «Расследование заговора против человеческой расы», по правую руку, и мадам Анджелу – прямо напротив. Мой «левый» сосед все повторял и повторял – с долгими перерывами на кашель, которые я тут, пожалуй, все же опущу, – какой Гроссфогель все-таки плут, раз заставил нас клюнуть на свою «метафизическую аферу».

– Вся эта его болтология – великая тень, великая тьма, мир кошмаров и что он там еще якобы узрел, – куда она нас привела? Вот сюда – в заброшенный две вечности назад городишко в таком уголке страны, где даже пейзажи – что выцветшие снимки. Я вот с собой камеру взял – буду фотографировать лица тех, кто взглянул на тенистый мрак Гроссфогеля, или что он там для нас запланировал. Их лица крупным планом. Наснимаю на славный концептуальный альбом, ну или на несколько журнальных полос, как повезет – даже название хорошее уже придумал. По меньшей мере сделаю серию портретов самого Гроссфогеля, его огромной рожи. Такое бы точно купили, журналы его любят… вот только где она, наша знаменитость? Сказал, что встретит нас здесь. Что мы чуть ли не сразу начнем прозревать, погрузимся в тень, ну или куда там. Я специально не спал, готовил себя к кошмарам, про которые он в своих листовках и лживых буклетах распинается – и что в итоге?