Ноктуарий. Театр гротеска

– И снова немного не так, – молвил джентльмен. – Дай глазам привыкнуть к темноте.

Вскоре перед ним в ореоле холодного пещерного мерцания проявились черты трупа. Сначала ему показалось, что тот находился в строго вертикальном положении, но он никак не мог вычислить ракурс, его точка зрения могла находиться над телом, а не прямо перед ним. Одеяние мертвеца заплесневело с головы до пят, грибок марлевыми клочьями свисал с его пальцев и губ, ужавшихся до еле заметного мазка на бледном полотне лица. Глаза запали внутрь, опустившись глубоко в глазницы, волосы свалялись – и тоже заплесневели. И тогда он решил представить себе чувство смерти как нечто, ранее недоступное воображению, – но в теле его оно отдалось лишь продолжительным назойливым зудом.

«Ну да, разумеется, – подумал он, – вот как это должно чувствоваться на самом деле – невероятный зуд, вызванный тем, что все соки жизни ушли из тела и иссушенную плоть натирает рваный плесневелый саван».

– Какой же абсурд, – произнес он вслух. – Значит, вот оно – чувство смерти?

– Нет. Смерть – совсем не то, что ты можешь себе представить. Люди, увы, лгут даже самим себе. Лгут до тех пор, пока ложь становится для них невыносима. – Теперь с ним говорил не воображаемый голос джентльмена потрепанного, но гордого вида, а иной, новый, хриплый и разящий его разум напрямую из черной пустоты. – Но если тебе все же так хочется узнать, каково это – быть мертвым, то я могу тебе помочь. Только я, мой друг, а вовсе не тот старый чудак, с которым ты общался у себя в голове…

Немало времени прошло, прежде чем кто-то пришел к нему домой и увидел тело, впившееся костлявыми пальцами в изодранную обивку старого кресла. Кожа хозяина уже посерела, сморщилась и покрылась комнатной пылью. Его нашли знакомые, озадаченные тем, что с ним случилось. Стоя в замешательстве и взирая на сидящий в кресле труп, они то и дело рассеянно почесывали шеи над воротниками и ладони под рукавами.

Неожиданное открытие застало их врасплох, но не менее поразил их и тот факт, что дом умершего давным-давно обветшал и совсем не походил на описываемую им в красках внушительную резиденцию. Но в их воображении он почему-то остался лучшим местом, чем было на самом деле, – осенними тягостными днями или долгими зимними ночами, когда они вспоминали о том, что увидели в том кресле, или просто размышляли о самом феномене смерти.

Вспоминали – и невольно почесывали за ушами или в основании шеи.

Незнакомое

Он отстал от своего проводника – или же этот сиплый жилистый уроженец города бросил его намеренно, – и теперь бродил по странным улицам в одиночестве. Нельзя сказать, что ему все это не нравилось: едва он осознал, что его покинули на произвол судьбы, ситуация стала чуть более… интересной. Возможно, начало этой метаморфозе положили еще те мгновения, что только-только предшествовали полному осознанию его положения. Словно предугадывая будущее, краем глаза он замечал галереи узких улочек или затененные шпили какого-нибудь экзотического строения – неся в себе несомненную, но при этом приятную угрозу. Но теперь глазам его предстала сцена поистине зловещая, неподдельно чуждая.

Солнце клонилось к горизонту, и вся высотная архитектура – странные скаты крыш, почти наклонные вершины – превратилась в безликие формы с заостренными углами, очерченными сиянием вечерней зари. Эти угловатые памятники загораживали солнце, укрывая улицы внизу вуалью густой тени – так что, хотя голубое небо пока еще сияло там, наверху, внизу уже начался вечер.

Без дневного света оцепенелая путаница улиц, существовавшая под аккомпанемент странных переливчатых и реверберирующих музыкальных мотивов, обрела еще более таинственный вид – как если бы тени, приняв в себя город, расширили его пространство и дополнили его достопримечательности аспектами новыми, поистине сказочными. Золотые блики лились из окон и ниспадали на крошащуюся кладку старых стен.

Его внимание привлекло невысокое здание в конце улицы, и, избегая любых мыслей, что смогли бы ослабить его чувство свободы, он ступил в обрамленный двумя фонарями дверной проем.

Определить назначение этого места было непросто. Когда он вошел внутрь, его даже не поприветствовал человек, поправлявший какие-то предметы на полке на дальней стене комнаты, – лишь бросил краткий взгляд через плечо на гостя-иностранца. Сначала этот тип – надо думать, здешний хозяин – был вообще едва заметен, так как цвет и текстура его наряда практически сливались с интерьером. Он обнаружил себя, лишь показав лицо, но, почти сразу же отвернувшись, предпочел возвратиться к своей мимикрии, потревоженной лишь на миг вторжением посетителя. Больше в лавке никого не было, и, проигнорированный незримым хозяином, он стал свободно расхаживать между стеллажами.