– Никому больше не говори, что ты с ним там типа «разговаривала!» – поясняет Саша, и я вдруг понимаю, что за картину он увидел на лестнице и каким перед ним предстал Егор. – Понимаю, Сонь, ты добрая, но не заступайся в ущерб себе за всякое говно! Ты легко отделалась потому, что я вовремя успел. А где гарантия, что в следующий раз он не затащит тебя или кого-нибудь другого в безлюдное место и не нанесет двадцать ножевых ранений, как его папочка? О теть Гале подумай, дура!
Тщательно подбирая слова, пытаюсь гнуть свое, но с куртками наперевес к нам подгребают Сеня и Тимур, и Саша переключается на них.
– Пацаны, Урод сваливал через пожарную лестницу. Значит, дальше сто пудов шел на пустырь – оттуда до Заводской можно без палева пройти вдоль железки. Завтра утром встречаем его на пустыре. Если не появится, значит, кто-то его предупредил… – Он подмигивает мне и, слегка задев плечом, проходит мимо. Верные «оруженосцы» следуют за ним.
Животный ужас выбивает кислород из легких, в глазах темнеет, и я приваливаюсь к стене. Из-за тумбы с зеркалами до меня долетает громкий взволнованный шепот:
– Слышали, Урод Наумову на лестнице зажал и огреб от Королева. Директор сначала наехал на Санька из-за этого шлепнутого. А потом узнал, че там на самом деле было… Наумова, говорят, уже почти голая была, орала и вырывалась.
Снова слухи – ядовитые, глупые и лживые – ползут и сбиваются в змеиный клубок. Идиоты, их распространяющие, не знают ровным счетом ничего, не знают меня и Егора, но уже пустили в ход свои длинные языки…
Хочется закрыть глаза и умереть. Или завладеть талантом Егора, пройтись по коридору, прикладывая ладонь к пустой голове каждого из комментаторов, и превратить их в пустое место.
Гордо выхожу вперед, и девахи из параллельного класса резко теряют дар речи. Я раздумываю над остроумным ответом, но чей-то голос окликает меня из фойе:
– Соня! Наумова! – Вздрогнув, я оборачиваюсь: Мария Васильевна, стоя у приемной директора, машет мне рукой. – Задержись на минуточку… Павел Петрович хочет побеседовать с тобой.
Шесть
За десять лет обучения в школе я ни разу не была в кабинете директора. Потупившись под его пристальным взглядом, внимательно рассматриваю белые паруса сувенирного кораблика, запертого в бутылке, статичный метроном, тыльную сторону деревянной фоторамки, незатейливый окружающий интерьер.
В старых оконных рамах завывает ветер, блестящая мишура, развешанная под потолком, колышется и мерцает.
Три пары встревоженных глаз следят за мной – классная, завуч и собственно директор, молчат уже целую вечность.
К гадалке не ходи – сейчас будет допрос об обстоятельствах драки. Саша для того и ознакомил меня с «официальной версией», чтобы она не расходилась с моей, иначе ему несдобровать.
Но наши версии ни за что не совпадут!
Есть лишь одна загвоздка – моя класснуха до сих пор очень близко общается с бабушкой… Что ж, значит, сегодня та будет очень удивлена.
Поднимаю взгляд и смиренно жду своей участи.
– Итак, Соня, скажи нам, – осторожно начинает завуч, ее теплая улыбка, мимика, поза – все призвано вызвать доверие. – Лебедев действительно приставал к тебе? Я настаиваю, Павел Петрович, что это – серьезный повод…
– Да вы что?! Все было не так! – Я вздрагиваю и ошалело смотрю на дипломированных педагогов – уж они-то должны разобраться во всем, трезво и справедливо оценить ситуацию!..
– Что же ты делала на лестнице? – Она хмурится. – Как ты вообще там оказалась?
– Мне стало нехорошо. Я вышла подышать. Мы просто разговаривали, – повторяю как заведенная, ища в лицах взрослых хоть намек на понимание, но вижу лишь сомнение и нежелание верить мне.
– Соня, ты разговаривала с Лебедевым? – закашливается класснуха.
– Ну да…
– София, можешь сказать нам правду, не бойся, даже если он запугивал тебя! – вступает в беседу директор, совсем молодой человек, всеми силами стремящийся выглядеть весомее и солиднее в глазах более опытных коллег.
– Никто меня не запугивал, поймите! – втолковываю я. – Королев сказал неправду!
– Соня, Лебедев признался, что из-за сложившихся неприязненных отношений затащил тебя на лестницу…
Осознание, что Егор, прикрывая меня, готов отказаться даже от мечты, вызывает шок. Я хлопаю глазами – полированные полочки с вымпелами, грамотами и кубками трогаются с мест и уплывают…
– Расскажи, Наумова. Не нужно бояться… – в голосе Павла Петровича слышится надежда, что я все же опровергну самооговор Егора, и, смело глядя на класснуху, я почти кричу:
– Мы с ним давно дружим!.. Стояли, общались – это ведь не преступление?! А Королев ворвался и… озверел.
– Кто ударил первым? – уточняет директор, и я правдиво докладываю:
– Саша. Егор вообще ему не отвечал, вы же видели обоих! – Но класснуха перебивает меня: