«Несмотря на юный возраст, я в своей жизни переезжал раз 20 с лишним. И даже если где‑то удавалось с кем‑то зацепиться, все это быстро заканчивалось вместе с переездом. В какой‑то момент я мог уговорить приятелей пойти со мной куда‑нибудь, только если обещал купить им что‑нибудь в магазине.
В младших классах меня дразнили из‑за того, что я был коротышкой, и, конечно, это не прошло даром. В старших классах это продолжалось, пока я не остался на второй год. До того я был почти как ребенок с СДВГ, совсем неуправляемый, но у меня были приятели, и мы постоянно находили чем заняться. Когда я остался на второй год, все это прекратилось, к тому же пришлось сменить школу. Мне вдруг стало ясно, что я хуже других, потому что второгодник и старше одноклассников. Прежде я всегда думал: как это человек может так отстать, чтобы его оставили на второй год… Но вот ведь я же и отстал.
После этого друзья пропали и я, наверное, год сидел дома и никуда ни с кем не ходил. В школе всегда запросто можно было наврать, чем я занимался на выходных, и этому верили. Но на самом деле все было иначе».
Отличие от других и восприятие своей непохожести
«Если бы это от меня зависело, я бы с большим удовольствием прожил такое детство, когда меня не считали бы странным, потому что я не хотел носить вещи неоновых цветов, и когда меня приглашали бы на дни рождения. Я ходил в спортивное общество, организованное неправильной партией[6]. И главное – у меня были слишком хорошие отметки (пожалуй, это все, что у меня было)».
«Другие люди никогда меня не понимают, они говорят, чтобы я шла гулять и наслаждалась жизнью. Но если ты некрасива, то это ощущается, как миллион склизких червей и улиток, которые ползут по твоей коже, острой болью глубоко под кожей, и тогда возникает чувство, будто ты вся искорежена и хочешь выкрутить себе все конечности. Прикосновение одежды позволяет ощутить каждую точку тела, даже с закрытыми глазами и поднятыми вверх руками. Я ненавижу свое тело, я не ощущаю его своим».
«Я признаю, что я не идеален. Я сам совершал поступки, после которых люди наверняка подумали, что со мной не стоит иметь дела. Я вспыльчивый, ленивый, я вечно красный, когда раздражаюсь, если мне что‑то не нравится, и иногда, когда старые друзья зовут меня куда‑то с ними пойти, я мог просто отказаться, потому что хочу быть один, не знаю, почему я так делал, но теперь я натурально что хотел, то и получил, я одинок, и чем дальше, тем больше. Мои старые друзья меня забыли ради новых знакомств. Мне даже говорить становится сложно, потому что я нечасто это делаю».
Социальные и когнитивные навыки, усвоенные и приобретенные
«Меня довели до одиночества моя безграничная самокритичность, необщительный и робкий характер, отъезд немногих друзей на учебу в другой город и ощущение своей полной неспособности к общению. Год альтернативной службы в должности школьного помощника в спецшколе и упражнения в общении с „приятелями“ по музыкальной группе, к счастью, помогли в развитии социальных навыков и уменьшили склонность к бормотанию и заиканию, и я даже принял вполне серьезное решение касательно того, что моей необщительности и (нередко весьма болезненному) одиночеству нужно положить конец. Возможно, через полтора года я решусь называть этих ребят из группы просто приятелями, без ехидных кавычек».
«Может ли в некоторых случаях оказаться так, что в школе зависть других учеников к тем, кто хорошо выполняет задания, приводит к тому, что их оставляют в одиночестве до тех пор, пока этот ученик усилиями других не сломается или не сменит школу? Эта проблема возникает до перехода в гимназию и иногда, но тоньше, проявляется в трудовом коллективе».
Социальная репутация
«Что может помочь нам, одиноким, лучше всего? Я знаю, что никому нельзя показывать, что ты одинок, иначе будет плохо. Сейчас у людей так мало сочувствия, что одиночество считают явлением недостойным и жалким.
Это какой‑то замкнутый круг – если нет ни одного приятеля, то их и не завести. Ну и вот нужно уметь как‑то врать другим, что тебя знают и любят, даже если это не так, и стараться скрывать, как обстоят дела на самом деле. Но потом, если кто‑то случайно заметит, что никаких приятелей у меня нет, он всем расскажет, и все усилия – насмарку».
«Я всегда был достаточно замкнутым, и у меня никогда не было настоящих друзей. Жизнь меня не баловала. В школе я по‑прежнему оставался одиночкой: несколько приятелей не в счет – среди них не было ни одного друга. В седьмом классе началась травля. Меня так и норовили задеть, обзывали недоразвитым и еще по‑всякому. Те, кто меня дразнил, начали разносить такие слухи, что моя репутация в родном городе и до сих пор чернее черного. Когда я туда приезжаю, даже сейчас, многие, увидев меня на улице, обзываются.