Ноль эмоций

— Ты хоть сосчитала, сколько денег ты у них сперла?

— Неа, — беспечно ответила я. — Просто запихала в рюкзак и свалила.

Он укоризненно покачал головой и поморщился.

— Что ты будешь с ними делать?

Я пожала плечами и растянулась вдоль земляной стенки, сунув руки за голову и закрывая глаза.

— Вряд ли они заявят о пропаже.

— Но будут искать! — Костя повернулся ко мне.

— Найдут?

— Нас-то? Вряд ли… — он опять отвернулся, сгорбился, глядя на свечу.

— Нам пригодятся эти деньги?

Он медленно повернулся ко мне, взгляд его снова стал каким-то колючим:

— Нам? Тебе решать. У меня хватает своих. Но я бы тебе порекомендовал их припрятать и не трогать до поры-до времени. Моих средств хватит, чтобы обеспечить нам обоим безопасность.

Я вздохнула.

— Ладно, посмотрим.

Он не спешил уходить из землянки, хотя казалось, что больше нет причин оставаться здесь, под землей, в глухом лесу. Но он, казалось, был не уверен, что сбил преследователей со следа. Я пыталась его расспросить о том, кто, по его соображениям, шел по следу, и кто послал за нами охотников. Но он отмалчивался с мрачным видом, и я догадывалась, что соображения на этот счет у него имеются, так же, как и сомнения.

Я подолгу сидела в одиночестве возле входа в логово, где, словно раненый зверь, зализывающий свои раны, отлеживался Константин. Выглядел он теперь совсем не так презентабельно, когда явился за мной в больницу: холеный, самоуверенный, полный сил мужчина, приковывающий дамские взгляды своей подчеркнутой брутальностью. Теперь он напоминал бездомную дворняжку с драными боками, в колтунах, отощавшую и одолеваемую блохами, и вызывал скорее жалость. Думаю, и я производила не лучшее впечатление.

Жить под землей было, мягко говоря, не очень удобно. Это, конечно, было лучше, чем спать вовсе под открытым небом. Землянка хотя бы защищала от дождя и утренней сырости. Даже в самый сильный дождь с бревенчатого потолка не капало. Лужицы скапливались только в «прихожей», но и они быстро впитывались в землю. Правда, выбирались из-под земли мы с каждым разом все грязнее и грязнее.

Я не выказывала нетерпения, хотя мне с каждым днем все больше хотелось покинуть это место. Костя же, напротив, становился все более апатичным и вялым, и казалось, утратил желание куда-либо двигаться. Мне с рудом удавалось выгнать его из берлоги, чтобы поставить ловушку-давилку на какого-нибудь мелкого зверя, а потом сходить проверить ее. Рыба, признаться, мне уже изрядно поднадоела, и мы прибрали сеть до поры-до времени.

Почти все остальное время, когда дела не заставляли его двигаться, он валялся на топчане в полной темноте, не зажигая свечей, и то ли спал, то ли размышлял.

Я бродила по отмели возле берега озера, где раньше была сеть, когда до моих ушей донеслись звуки выстрелов, прокатившиеся эхом над водной гладью. Я замерла, стоя, как цапля, в воде, и попыталась определить источник звука. Выстрелы повторились, но сосчитать, сколько их было, мне не удалось из-за многократного эха. Потом, после небольшой паузы, застрекотала автоматная очередь, потом еще одна, и снова одиночные выстрелы. Звуки шли очень издалека.

Я со всех ног помчалась к землянке, прихватив на бегу пустой котелок и свои штаны.

Костя уже стоял возле входа в землянку, настороженный и с пистолетом в руках. Я резко затормозила, опасаясь, что он опять наставит на меня свою пушку, но он, обернувшись в мою сторону и подобравшись, просто ждал, когда я подойду к нему вплотную.

— Что-то видела? — тихо спросил он, как будто нас могли услышать неподалеку.

Я помотала головой.

— Как думаешь, это из той деревни? — я качнула головой в сторону разоренного тайника.

Он поджал губы и сощурил глаза. Это, скорее всего, означало, что он не был уверен.

Пока мы стояли и прислушивались, не повторятся ли выстрелы, до нас донесся запах гари. И это не была гарь из нашей землянки, поскольку мы не разводили в ней огня. Ветер донес ее с той же стороны, откуда раздавались выстрелы. Костя нырнул в землянку и выволок оттуда свой рюкзак. Я хотела было броситься за своим, но он остановил меня:

— Оставь здесь. Тут они сохраннее.

— А пожар?

— Землянка не пострадает.

Я обошла его и залезла в землянку. Зажгла свечу. Поглубже запихала свой рюкзак с пачками денег под топчан, приподняв доски и бревнышки, а потом накрыв их ветошью. Собрала свои оставшиеся вещи в охапку, не желая с ними расставаться (кто знает, сколько еще нам придется шляться по лесам?), погасила свечу и вылезла наружу, снова прикрыв за собой деревянную заслонку. Пока я запихивала в Костин рюкзак свои пожитки и надевала ботинки, отряхивая с мокрых после озера ног песок и травинки, он беспокойно ходил вокруг меня, поторапливая. Запах дыма усилился, и мы по ветру пытались определить, откуда он идет.

Когда я встала рядом с ним и заглянула ему в лицо, давая понять, что я готова следовать за ним, он снова напоминал того деятельного и энергичного мужчину, который был готов не только убегать, но и бороться.