Ноль эмоций

После обеда солнышко почти по-летнему пригрело, и даже здесь, возле воды, стало как будто меньше сырости, хотя ботинки все никак не хотели окончательно просыхать, как я ни вертела их то боками к костру, то подставляя под ласковые солнечные лучики. Плюнув на эту бесполезную затею, я села по-турецки и принялась разглядывать свои многочисленные синяки на плечах и локтях, которые сегодня были особенно хороши: иссиня-багровые, с начавшими желтеть краями, они болели при каждом прикосновении. Шурик откровенно рассматривал меня со смесью сочувствия и досады, словно на нашкодившего ребенка.

— Это же надо додуматься, — ворчал он с обидой в голосе, — я к ней со всей душой, можно сказать, а она…

Он потер голову в том месте, где я приложила его пистолетом, но в глазах его плясали веселые черти.

— А ведь я почти поверил, что ты просто…

Он запнулся, не находя подходящих слов, и я довольно ядовито усмехнулась:

— Просто потеряла голову от твоей сногсшибательной красоты? Свихнулась от одиночества и набросилась в поезде на первого встречного? — он снова смутился, и я добила его признанием: — Хотя ты знаешь, мне понравилось. Целуешься ты классно.

— Хочешь продолжить? — он лукаво поднял бровь, и я содрогнулась, представив, как мы тут самозабвенно возимся и кувыркаемся…

— Хочешь снова по тыкве? — в тон ему беззлобно ответила я, улыбаясь. — Не от меня, так на этот раз от Романа. Вон он, кстати, идет. Ого! С добычей!

Шурик, который до этого вскакивал по каждому подозрительному шелесту, заметил появление напарника только когда тот показался из-за кустов, неся в руках кан с мелкими грибочками и целую кучу огромных толстых боровиков в задранном подоле свитера.

Мужчины занялись приготовлением грибов, не доверяя мне ни ножика, ни самих грибов. Я, улыбаясь, следила за их перепалкой, когда они решали, как будут их готовить, и даже приняла в ней участие, активно заявляя свой протест, когда они заявили, что им понадобится мой кан. Я расфыркалась, представив, во что он превратится, когда они пожарят в нем такую прорву грибов — без масла! В итоге они объединились против меня, и я сдалась под их дружным напором.

Потом я отстраненно наблюдала за процессом приготовления, и сердце вдруг начало щемить от внезапной тревоги и осознания того, что сейчас мы со стороны кажемся веселой и дружной компанией, которая выбралась на природу к озеру просто отдохнуть от городской суеты. А уже через несколько часов снова будем тыкать друг в друга стволами и превратимся в непримиримых врагов. Или того хуже — кто-то из нас останется навсегда лежать на топком берегу этого глухого озера. Я чуть не прослезилась, к горлу подкатил ком, мешающий дышать, и даже губы предательски дрогнули, и это не укрылось от внимательных голубых глаз Шурика, который тоже вдруг стал серьезен. Роман сделал вид, что ничего не заметил, но сам тоже слегка одеревенел и озадаченно почесал затылок, сдвинув кепку на глаза и поджав губы.

Они долго химичили с грибами, потом я вывалила им остатки своих сухих обедов, и они разработали целую операцию по освобождению кана для кипячения воды, чтобы было чем залить картофельные хлопья.

Когда мы, наконец, замесили пюре с полужидкой массой, остро пахнущей грибами, и разделили все по картонным тарелочкам, в предвкушении принюхиваясь к дразнящему аромату и глотая голодные слюни, я, раздавая пластиковые ложки и усаживаясь на свою пенку, заявила:

— Все, ребят. Сейчас поедим и пойдем заберем деньги. Что-то не хочется мне тут опять ночевать.

Голос мой снова предательски дрогнул, мужчины тоже притихли и ели молча, сосредоточенно глядя каждый в свою тарелку.

Я даже себе не могла объяснить, что на меня нашло. Наверное, просто хотелось продлить этот чудесный осенний денек с его золотистыми теплыми солнечными зайчиками… Отличный день, чтобы умереть, — пришла в голову непрошенная мысль, которую хотелось загнать подальше или наоборот, замотать головой, чтобы вытряхнуть ее оттуда…

Шурик помогал мне убирать палатку, Роман молча следил за нашими действиями, заливал костер водой из котелка, которую он не поленился собственноручно начерпать, свесившись, как я, к самой воде, цепляясь за кусты. Лицо его снова стало сосредоточенным, брови сердито сдвинулись, а отросшая щетина еще придала ему суровой мрачности.

Рюкзак мой, и до того не особенно тяжелый, сейчас, когда мы сунули в него торчком свернутую трубкой «пенку» и покидали внутрь мои пожитки, я легко могла бы поднять одной рукой и нести на одном плече, но Шурик решительно его отобрал и нацепил себе на спину под неодобрительным взглядом напарника. Впрочем, Роман так ничего не сказал, и я, связав шнурками свои так и не просохшие ботинки и перекинув их себе через плечо, двинулась из нашего лагеря босиком, опасаясь, что в мокрых ботинках натру себе на ногах кровавые волдыри.