Номады Великой Степи

Под влиянием этих двух причин к концу IV века в Европейских степях «энеолитическая эпоха завершается культурной интеграцией на этапе раннего бронзового века (ямная культурно-историческая область)» [Захаров С. В.]. Другими словами степные животноводческие племена от Урала до Балкан сформировали единую в культурном плане общность, характеризующуюся сходством хозяйственного уклада и ритуала погребения. При этом речь идет не о военной интервенции, а о культурно-экономическом влиянии, так как при всей общности культур, археологии выделяют не менее девяти локальных вариантов, отличающихся от «классических ямников» местными традициями [Тесленко Д. Л.].

Вооруженные самыми передовыми технологиями своего времени (бронзоволитейное производство, верховая лошадь и влекомая волами повозка) и, очевидно, прогрессивной идеологией (теологией) племена ямной культуры начали активную экспансию во всех направлениях. Однако миграции в широтных направлениях сдерживались ландшафтными барьерами: на севере – зоной лесов и болот, практически непроходимых для тяжелых телег и малопригодных для скотоводства, а на юге морями и горами. На западе ямников остановили Карпаты. За то их движение на восток практически ни чем не сдерживалось. Более того, оно стимулировалось открытием вначале Каргалинских медных рудников на Южном Урале, а затем и алтайских месторождений, выделяемых специалистами в особую Восточноазиатскую металлургическую провинцию.

Но если с европейским ареалом культур древнеямного круга, вопрос более ли менее ясен, он простирался «от Урала до Румынии, Болгарии и восточной Венгрии» [Рубин О. С.], то вопрос его продления в восточном направлении «выводится за скобки». Хотя специалисты по отдельным культурам часто эту связь отмечают, но очень осторожно, так как в исторической традиции не принято относить к древнеямной общности культуры восточнее р. Урал. Особенно явно этот казус проявляется при наложении на карту признанных миграций датировок, полученных в результате лингвистического анализа. Но поскольку мы не связаны нормами корпоративной этики, то рискнем восстановить реальные границы влияния древнеямной культурно-исторической области в восточном направлении.

В конце IV тысячелетия в азиатских степях обитали преимущественно монголоидные неолитические племена рыбаков-охотников-собирателей, тогда как пришельцы внешне мало отличались от коневодов среднестоговской культуры (рис. 5). Резко выступающий нос, сравнительно низкое лицо, низкие глазницы, широкий лоб. Дошедшие до нас из глубины тысячелетий скудные свидетельства очевидцев позволяют «расцветить» это описание светлыми или рыжими волосами и «красными» бородатыми лицами. В общем, скорей «рязанский хлопчик», чем житель Элисты или Улан-Батора.

Археологические находки свидетельствуют о достаточно мирном освоении восточных степей животноводами древнеямной общности. По крайней мере в их погребениях не обнаружено оружия, кроме охотничьего. Да и с кем было воевать? Сопоставимый процесс имел место в этих же краях, по историческим меркам, совсем недавно – в XVI – XIX веках. Тогда автохтонные племена с присваивающим хозяйством, большей частью, приветствовали появление русских факторий и поселков с их притягательными благами цивилизации, многие охотно перенимали быт и традиции новых соседей. Судя по всему аналогичные отношения складывались и за неполных шесть тысячелетий до этого. По крайней мере, именно с их приходом бронзовые изделия, пусть и в ограниченном количестве, распространились в умеренном поясе Азии вплоть до устья Хуанхэ (культура Яншао).

Продвижение технологий бронзового века могло идти двумя путями, как вместе с носителями ямной культуры, так и путем заимствования соседними племенами, достигшими соответствующего технического развития для перенятия новаций.

В пользу первого способа говорит раннее расселение европеоидных племен, говоривших на праалтайских языках вплоть до побережья Желтого моря, а возможно и дальше. Интересно, что корейцы, чей язык относится к Алтайской языковой семье (выделился примерно в IV тысячелетии до н. э.), а внешность свидетельствует об их метисном происхождении, сохранили легенду об основании в 2333 году до нашей эры первого корейского королевства Чосон (культура нижнего слоя сяцзядянь). Согласно этой легенде основателем был Тангун, сын небесного царя Хванина, который с тремя тысячами последователей спустился на гору Пэктусан, построил Божественный город, придумал законы и начал обучение людей различным ремёслам, сельскому хозяйству и медицине.