“Nomen mysticum” («Имя тайное»)

Кастелян сделал ещё несколько шагов, но дорогу ему преградило грубо сколоченное стойло для подковки лошадей. Чуть поодаль стояла небольшая приземистая хатка с маленькими окошками и высокой печной трубой. Славута достал кремень и огниво, запалил свечу, затем по-хозяйски откинул крючок и вошёл внутрь кузни.

Возле двери висел кожаный фартук, рядом находился стол, на котором был разложен рабочий инструмент: молоты различных форм и размеров, клещи, огромные ножницы, зубила. Чуть поодаль, в ящиках, больших и малых, лежали разных форм и размеров гвозди и скобы, петли и крючки, ножи и ножницы, подковы и дужки. В правом углу стоял наждак, в левом навалом лежали светцы, подсвечники, обручи, лопаты, топоры, серпа, косы, сошники. У противоположной стены стоял большой горн с мехами, рядом находились кадки с водой. Перед горном возвышалась наковальня, с прямоугольным концом и длинным хвостом, укреплённая к толстому деревянному чурбану железными костылями.

Кастелян шагнул к наковальне, однако в темноте его нога зацепилось за что-то тяжёлое – на полу лежали конские путы, похожие на огромные оковы.

Славута выпрямился – находка вернула его в настоящее время. Он более не светловолосый мальчуган, а возный Новогрудского повета, и в его руках находится человеческая жизнь, которую он обязан спасти. И разгадка совсем близко, буквально на расстоянии руки.

Но где была та ниточка, за которую он должен был ухватиться, чтобы размотать весь клубок? Может быть, это были слова Агнешки о том, что некто её ненавидит? Или в словах княгини, когда та раскрыла ему глаза на любовный треугольник? Или в странном поведении гетмана – что мелькнуло сегодня в глазах Сапеги? Испуг? Растерянность? Усталость? Или что-то другое? А может быть, всё сразу? И эта тысяча талеров – ничтожная сумма, которую великий гетман оставил костёлу на поминовение души племянницы…

Разгадка находится где-то очень близко. Княгиня была права – совершивший убийство был человек, ему известный. Славута вышел из кузни, вернулся к крынице, зачерпнул воды и плеснул на лицо, после чего вошёл в сарай и лёг сено.

И здесь всё было, как в далёком детстве: аромат свежескошенной травы, запах навоза, стрекотание сверчков. В темноте жалобно заблеял ягнёнок. Сквозь дырявую крышу было видно небо, усеянное далёкими звёздами.

Сколько раз, будучи ребёнком, он смотрел в это недосягаемое пространство, и внутренний голос звал, манил его ввысь. И какая-то странная сила подхватила, закружила, понесла его вверх, и он полетел над землёй. Внизу замелькали деревья, огоньки крестьянских хат, засеянные поля… А неведомая сила всё тянула и тянула его вверх, в чёрную бездну, наполненную далёкими холодными огоньками…

Совсем рядом пропел петух. Сквозь маленькое окно пробивались лучи красного солнца.

Кастелян поднялся, оттряхнул с одежды налипшую солому – тревожно закудахтали снующие у ног курицы.

Где-то в глубине сарая раздавался богатырский храп Енаса. Славута откинул рогожу и толкнул кучера в бок – Енас поднял голову и удивлённо посмотрел на кастеляна.

– Едем! – коротко бросил Славута.

– Куда? – переспросил кучер. – А, сейчас!

Пока Енас запрягал коляску, Славута присел на ступеньку крыльца. На листе подорожника сверкала капля росы. В луче восходящего солнца вода переливалась всеми цветами радуги: вначале капля зажглась синим огнём, ярче сапфира, потом вспыхнула зелёным пламенем, подобно самому чистому изумруду, затем зажёгся солнечный жёлтый огонь, во сто крат светлее яхонта, после этого, жарче рубина, словно раскалённая окалина, загорелся красный огонь… и наконец, капля сверкнула чистым белым огнём – во сто крат ярче самого чистого бриллианта…

– Готово, ваша милость! – Енас подогнал возок прямо к крыльцу.

Кастелян бросил последний взгляд на дом, сел в возок, и колёса снова покатили по пыльной деревенской дороге.

Глава XX. Король – в Варшаве, Радзивилл – в Несвиже!