“Nomen mysticum” («Имя тайное»)

Славута усмехнулся, вспомнив поговорку: «Вала з’ядуць, пакуль зайца заб’юць» [38].

Процессию замыкало несколько клеток с животными, которым было суждено стать на охоте дичью – два медведя, несколько волков и лисиц. Колесо телеги, на которой была установлена клетка с волками, застряло в разбитой колее, Звери, рыча, метались в замкнутом пространстве, тщетно ища выход. Неожиданно один из волков замер и посмотрел на кастеляна – Славута словно физически почувствовал на себе взгляд зверя, исполненный затравленного отчаяния и безысходной решительности.

Наконец процессия скрылась в лесу, и возок княгини снова тронулся в путь. Когда Славута подъезжал к въездной браме, герса, дрожа, начала подниматься.

Едва кастелян вышел из возка, к нему подскочил провожатый.

– Позвольте проводить до ваших покоев.

Кастелян, прихрамывая, прошёл вслед за гайдуком в небольшую сводчатую комнату, стены и потолок которой были выбелены мелом. В правом углу стояла широкая кровать. Славута скинул сапоги, снял кунтуш и улёгся на постель, которая с непривычки показалось ему слишком мягкой и неудобной – кастелян долго ворочался, но сон так и не приходил. Наконец кастелян закрыл глаза, и вновь перед ним встала картина того страшного дня под Парканами.

…Гусарам коронного гетмана Яблоновского, спешившим на помощь отряду Стефана Бидзинского, удалось войти в тыл турецким войскам, вклиниться в ряды врага, опрокинуть передовой заслон и опрокинуть отряд сипагов, подминая врага под себя. Славута во главе отряда жолнеров занял позицию на холме, откуда было видно, как впереди, сметая врага, несётся хоругвь Нарбута. Со всех сторон уже слышались радостные возгласы, крики «виват» – коронное войско переживала свой второй триумф!

К Славуте на разгорячённом коне подлетел ротмистр Ясинский.

– Пан хоружий, надо дать команду о наступлении!

– Рано! – отрезал Славута, слезящимся глазом наблюдая за полем битвы. – Что-то не так… Слишком всё просто…

– Потом будет поздно! – Ясинский ударил коня шпорами

– Стоять! Куда? – крикнул Славута, но Ясинский уже умчался вперёд.

Прижав подзорную трубу к глазу, Славута продолжал обозревать поле сражения. Неожиданно из-за дальнего леса поднялись тучи пыли, из которых появились османские всадники – турецкая лава, сметая всё на своём пути, двигалась наперерез вырвавшимся вперёд гусарским хоругвям.

Славута бегом поднялся на холм.

Поляки, преследовавшие отступающего противника, заметили маневр турок слишком поздно – было видно, как коронные хоругви замедлили ход, затем повернули в сторону лагеря, но турецкие всадники уже мчались по полю, отрезая отступающим войскам путь к отступлению.

– Сейчас повёрнут на нас! – перекрикивая шум далёкого боя, закричал Славута. – Всё за ров, быстро!

Жолнеры, стоявшие по внешнюю сторону лагеря, бросились под защиту кольев,

– Орудия заряжай картечью! – надрывно закричал командир канониров Обухович.

Пушкари забегали возле орудий. Славута между тем всматривался в покрытую пылью даль – где-то среди рядов сипагов мелькнул алый кунтуш Нарбута – и пропал. Было видно, как турки добивали одиночных гусар. Наконец, упало алое знамя с белым орлом – и османская конница хлынула прямо на лагерь коронного войска.

Обухович стоял рядом, также напряжённо вглядываясь в покрытую пылью даль.

– Фитили готовь! – крикнул он пушкарям.

Турецкая лава, мчавшаяся неудержимым потоком, приближалась к лагерю, ощетинившемуся кольями и окружённому неглубоким рвом.

– Пали!

Десяток орудий рявкнули одновременно – казалось, от их грохота небо упало на землю. Ржали раненые кони, стонали люди, казалось, стонала сама земля. Славута выхватил пистолет, прицелился в ближайшего сипага – однако сон стал распадаться, и вновь он оказался в небольшой сводчатой комнате…

Заходящее солнце отбрасывало красные блики на стены, оплывая каплями воска, догорала единственная свеча. Где-то неподалёку слышались гортанные крики, грохот выстрелов…

Славута по привычке нащупал рукоять сабли.

«Виват!», «Да здравствует князь!», «За славу Радзивиллов!».

Славута положил саблю обратно – во дворе пировала шляхта, вернувшаяся после охоты.

Сколько он спал? Судя по солнцу, которое уже касалось верхушек деревьев, не менее шести часов.

В дверь постучали, и на пороге возник гайдук, провожавший кастеляна в замок.

– Их милость ожидает вас в малой столовой.

Славута поправил смятый жупан, накинул кунтуш и последовал за гайдуком по длинному коридору.

Слуга учтиво распахнул перед кастеляном дверцы.

В центре круглой залы стоял накрытый белоснежной скатертью стол, за которым восседали Кароль Станислав и Ганна Катажина. Третий стул был свободным.

– Проходите, пан Славута, – несвижский ординат приветствовал кастеляна с напускным радушием. – Жаль, что вы отказались принять участие в охоте. Прошу хотя бы разделить с нами трапезу.