С проблемой западных левых, оказавшихся в СССР не в качестве туристов или членов делегаций, а в качестве постоянных жителей, мне довелось соприкоснуться. Одним из них был Владимир Дмитриевич Казакевич, дворянин, который, будучи эмигрантом в США, возненавидел «американский империализм», сотрудничал в просоветской русскоязычной газете и в конце 40-х гг. вернулся в СССР вместе со своей женой — американкой Эмили. Впервые я его увидел тогда же, у Гульянца, заведующего отделом печати США в Советском Информбюро. Одетый в модный американский костюм, Казакевич весело иронизировал по поводу американских порядков, а Гульянц с парой своих сотрудников похохатывали, с завистью глядя на соотечественника, которому посчастливилось более четверти века прожить в США. Через 8 лет я снова его встретил: мы оба работали в Институте мировой экономики и международных отношений АН СССР. Казакевич поблек, обносился и над США уже не смеялся. Он жаловался мне: «Я всегда был левым. В Америке я мог показать это в своих статьях и докладах. А вот как здесь показать свою левизну?» И правда, это было невозможно. Он пытался переломить себя, подладиться, написал в стенгазету статью с призывом повышать трудовую дисциплину в Институте. Но ткань тоталитарного общества неумолимо выталкивала Казакевича. С ним предпочитали не иметь дела: бывший эмигрант, жил в США, жена американка, — лучше держаться от них подальше. Да и сам он внутренне все больше тяготел не к русским, а к выходцам с Запада: бывшим советским шпионам Маклину, Берджесу, безымянному американцу, который работал у нас в Институте под псевдонимом «Стюарт Смит». Их объединяла ностальгия по брошенному, прежде столь ненавистному, а теперь манящему, но уже недосягаемому миру.
Другой случай из того же Института. К нам был прислан американский ученый по имени Морис Галперин. И он был в США левым, просоветским. Больше того, Галперин мне прямо сказал: «Я не могу вернуться в США, против меня там возбуждено дело о шпионаже». Этот вообще не смог вытерпеть жизни в Советском Союзе и добился того, что его отправили на Кубу. «Какая здесь всюду отсталость, — говорил он мне. — На что похожи здешние институты! Масса людей, а никаких возможностей серьезной работы. Нет, в Америке иначе!» Не знаю, как сложилась его судьба: остался ли он на Кубе или сумел вернуться в США.
Ничто не излечивает так радикально от симпатий к обществу реального социализма, как жизнь в нем.
И конечно: ни в каком случае социал-демократы не смогли бы оставаться в этом обществе социал-демократами. Во всех без исключения странах, где устанавливалась диктатура номенклатуры, социал-демократические партии были ликвидированы: или путем прямого запрета партий и физического истребления демократических социалистов, как в СССР, или же путем поглощения социалистических партий коммунистическими, как в ГДР, Польше.
Номенклатура считала и считает демократических социалистов врагами. Не скрывал этого Ленин; Сталин объявил социал-демократов «социал-фашистами», которых надо разгромить даже прежде, чем собственно фашистов. Вражда номенклатуры к демократическим социалистам не ослабела и в послесталинские времена. Важным доводом в пользу военной интервенции в Венгрии в 1956 году послужило воссоздание там социал-демократической партии во главе с Анной Кетли. В конце 1984 года во Франции были опубликованы сделанные членом политбюро Французской компартии Жаном Канала записи бесед между руководством КПСС (Брежнев, Суслов, Пономарев) и ФКП в связи с событиями в Чехословакии 1968 года. Брежнев прямо объяснил французам, что «опасность для социализма» в дубчековской Чехословакии состояла в «возможности превращения КПЧ в социал-демократическую, т. е. буржуазную партию»[545]. Именно это рассматривалось как основание для военного вторжения. Брежнев заявил генеральному секретарю ЦК ФКП Вальдеку Роше: «Мы сделаем все, чтобы избежать крайних мер. Но если события будут развиваться в том же направлении и съезд (КПЧ. —
Таково подлинное отношение тоталитарных «социалистов» к социал-демократическим партиям. Таково же оно и к каждому отдельному члену этих партий. Бесчисленны примеры расправы номенклатурных режимов с демократическими социалистами, как только эти режимы в них не нуждаются. Каждому социал-демократу я посоветовал бы прочитать дошедшую из советского самиздата книгу воспоминаний Екатерины Олицкой об ее многолетних скитаниях по советским тюрьмам и лагерям[547]только зато, что она была социалисткой.
Историческая ошибка западных левых по отношению к режиму номенклатуры полна драматизма. Она то и дело ставит левых в незавидное положение адвокатов номенклатурной реакции. Это не приносит левым на Западе никаких лавров сегодня и грозит лечь на них тяжелым грузом в будущем.
16. Проверка решения задачи