Номер 16

И он снова и снова поднимался туда, где, окутанные кровавым светом, хранились в тайне многочисленные шедевры. И он кормился исходящей от них тьмой, упивался ощущением вечности, какой веяло от этих стен, распухал от ужаса, которым дышала подвижная пустота и то, что копошилось внутри нее. Каждый раз, когда он входил в квартиру, это были разные существа и их фрагменты.

Во время последних трех посещений Сет сосредоточился на изучении картин, висевших в двух дальних спальнях. Пространство, предназначенное для сна, было теперь превращено в галерею неведомым обитателем, возможно тем самым, который мелькал в зеркалах. И Сет заходил в эти комнаты, чтобы учиться. Смотрел вокруг, как ребенок смотрит на забытый пруд посреди заросшего сада, вглядываясь в черную глубину, восхищаясь тем, как тонкие белые силуэты скользят между водорослями в воде, такой ледяной, что стоит сунуть хотя бы палец, и перехватит дыхание. Хотя, возможно, и палец отхватит тоже.

Только покончив со всеми обязанностями и в очередной раз солгав миссис Рот, которая преследовала Сета с жалобами на шум из пустого помещения под ней – на стук, хлопанье дверей, грохот чего-то тяжелого, доносящийся из тьмы шестнадцатой квартиры, – только тогда, устранив все помехи, Сет преспокойно вынимал ключ из сейфа в каморке старшего портье и отправлялся в галерею.

Он поднимался наверх, осторожно ступая по лестнице, примерно между тремя и четырьмя часами утра, когда мир погружен в самый глубокий сон. Сет привешивал к поясу пейджер на тот случай, если кто-нибудь из жильцов позвонит по внутреннему телефону или приедет, к примеру, из аэропорта и станет ломиться в дверь подъезда. Взволнованный тем, что проникает на запретную территорию, пугаясь того, что может увидеть, но охотно принимая вызов, Сет закрывал за собой дверь и включал свет.

Во второй свой приход, с момента которого, казалось, прошла целая вечность и который напоминал давний, но отчетливо сохранившийся в памяти кошмар, Сет понял, что рядом с ним в квартире есть что-то еще. Нечто, чего он не может увидеть, – присутствие, не воспринимаемое глазом, но могущественное, в котором лично для него нет никакой угрозы. Но само по себе оно крайне опасно, потому что по всем законам природы его не должно здесь быть. Оно проявляло себя в красноватом свечении, как ощущение движения или звука, не показываясь на глаза. Оно оставалось за закрытыми дверьми зеркальной комнаты, откуда Сет время от времени слышал скрип, словно половицы прогибались под чьими-то ногами, быстро вышагивающими взад-вперед и замирающими у самого порога, когда он шагал мимо по коридору.

После того раза Сет избегал заходить в комнату с зеркалами. Так подсказывала ему интуиция. В первый приход он уловил там нечто и был не готов увидеть его снова. Эту комнату надо оставить напоследок. И вероятно, когда он все-таки отважится войти, состоится в некотором роде знакомство.

Живот у Сета до сих пор сладко сжимался от одной мысли о встрече с чем-то таким, что лежит далеко за пределами его понимания, далеко за пределами всего вообще, если не считать недавнего опыта. Или, может, то в нем пытается воскреснуть прежний Сет: неуверенный в себе жалкий трус, нерешительный, вечно сомневающийся слабак, которому не хватает духу следовать своему призванию, который сник от первой же критики? Только теперь Сет начал понимать, что чужое мнение ничего не значит, что другие еще и близко не подошли к пониманию тех мест, куда он вхож, тех видений, какие ему предстоит запечатлеть. Здесь не может быть никаких полумер, никаких компромиссов. Теперь – нет. Никогда.

Мальчик в капюшоне обещал все это. Обещал, что ему будут помогать, направлять, откроют окружающий мир таким, какой он есть на самом деле. Сет помнил об этом, и его тревожило ощущение собственной непринужденности, хотя каждую минуту нечто манипулировало им все настойчивее, проникая внутрь, затягивая в шестнадцатую квартиру, чтобы изучать работы мастера.

Неужели избиение на улице тоже подстроили они? Швырнули в когтистые лапы шакалов, позволили топтать его на холодной и мокрой лондонской мостовой, потому что в баре он вынашивал мысль о побеге? В ребенке в капюшоне ощущается нечто, столь же примитивное и грубое, как и в нападавших, – пренебрежение ко всему, кроме себя. Мысль о том, что злобные хорьки в бейсбольных кепках могли быть посланцами мальчика в штормовке, вселяла в Сета ощущение, будто он только что вынырнул из глубины, а берег еще далеко и до него никак не доплыть. Или же те парни, пытался убедить себя Сет, – просто очередное проявление мрака, который он должен воссоздать на своих полотнах; того, чем в действительности наполнен этот город. Такие же твари визжат и извиваются на стенах шестнадцатой квартиры, последнего пункта назначения для всех нас. Однако если побои были предостережением, то Сет не имеет права на новую ошибку. Воля должна восторжествовать.