Номер 16

После того как Сет снова смог дышать, обрел равновесие и шаткое осознание места и себя, он рассмотрел фон, на котором болталась фигура. Все эти дикости и расчлененка были бы сущей ерундой без глубин на заднем плане. Награжденное мордой бабуина, безглазое, жутко извивающееся внутри просторного одеяния в цветочек существо, окровавленное и мокрое, висело в кромешной темноте. В бескрайнем вакууме, от которого так и веяло холодом глубокого космоса, неохватных далей и дыханием вечности. Полотно служило примером прямо-таки изумительного применения импасто[13]. Сету вдруг захотелось истерически захохотать, а затем разразиться богохульной бранью. Фоновое пространство буквально выталкивало из себя готовый упасть к ногам зрителя объект, где тот принялся бы скрести по полу обломанными когтями и завывать в агонии, длившейся уже столько, что век представлялся лишь далеким началом.

Сет сразу же понял, что перед ним проблески чего-то, поднимающегося на поверхность из бесконечной мерзлой черноты. Из вечности, где обитают чудовищные создания, стремящиеся даже на крошечную точку света – туда, где появляется хотя бы намек на выход. А выход здесь. В этой квартире, где никто не может жить. Где никого не должно быть. Но кто-то все же появлялся здесь, чтобы запечатлеть кошмарных тварей.

Пьяно пошатываясь, Сет срывал полотнища с одной картины за другой. Материя скользила по изображениям, ошеломляющим настолько, что невозможно было хотя бы выжать из себя крик. Ничего, кроме разве что робкого младенческого писка перед лицом существ, которые удирали на звериных ногах, ослепленные сшитыми вместе ушами; шипели, словно умирающие коты с черными деснами и острыми, как иголки, зубами; дергались, подобно повешенным из черно-белой кинохроники, с конечностями, завязанными в узлы вокруг тела, и головами, изуродованными воплем; ободранными, словно освежеванный баран, или же розовыми, как дохлый новорожденный мышонок.

И, глядя на все эти отвратительные искажения, мелькающие перед глазами, Сет знал, что он в силах воспроизвести то же самое. Воплощенные образы тех тварей, какие теснились в его сознании, были развешаны в красном коридоре, похожие на блестящие туши в холодильнике у мясника. Желтый жир, торчащие кости, запекшаяся кровь – мясо и сало человеческих кошмаров.

Сет раньше замечал в себе порывы животной ярости, такое же отторжение рассудка и благопристойности, проявляющиеся в самых прозаических местах – в автобусе, на ветреных лондонских улицах, между ярко освещенных стеллажей в супермаркете. Эта чудовищная зараза, сотканная из физического уродства, жестокости, саморазрушения, маниакального нарциссизма, жадности и ненависти, ярко пламенеющего безумия, уже начала растекаться, окружая его в городе со всех сторон. Сет наблюдал ее проявления в других – теперь, когда в его глазах люди лишились своего непроницаемого фасада. Он научился смотреть сквозь него, в глубину, туда, где обитает дьявол. Ад заключен внутри каждого комка плоти, пока что представляющего из себя человека.

Сет рухнул на колени. Слезы жгли глаза; благословенно соленые, они застилали от него то, что было прибито гвоздями к стенам, что орало и корчилось.

Гений!

Он рыдал перед гением. Рыдал от благодарности за то, что было ему показано. Мастер-класс, задающий направление его собственным патетическим наброскам и черновикам. Он должен начать сначала. Как только вернется домой, он закроет крашеное пространство грязными бинтами, прежде чем нанести на стены и потолок своей комнаты новые раны. А потом он опять придет сюда, будет возвращаться ночь за ночью, чтобы напоить себя страхом и научиться запечатлевать то, что действительно бродит по улицам города. Его паршивая комната превратится в храм нового возрождения. Он будет работать, пока не свалится с ног, пока не запечатлеет уничтожение всякой личности и нарастающее до тошноты потрясение от увиденного.

Сет подполз на четвереньках к ближайшей двери, открыл ее и увидел освещенные тусклым красноватым светом из коридора стены, увешанные новыми чудесами под длинными полотнищами. Ему хотелось одновременно блевать, эякулировать и мочиться. Переживание было слишком сильным. Это мерзкое лекарство следует принимать осторожно, небольшими дозами, иначе он лишится последних крупиц рассудка, необходимых для того, чтобы воплотить в масле собственные видения.

Сет заглянул в дверной проем следующей комнаты, той, что напугала его во сне, и остановился: на всех стенах между зачехленными картинами висели красивые высокие зеркала. Он сейчас же понял, что, если смотреть слишком долго, от здешних образов, скрытых покрывалами, у него остановится сердце или наступит паралич. Поэтому Сет поднялся на ноги и развернулся, отчаянно желая выбраться из места, где к нему взывали картины. То был оглушительный шум, какофония. Все они хотели, чтобы он посмотрел на них, затерялся между ними. Однако прежде чем убраться из зеркальной комнаты, Сет заметил какое-то движение, уловил краем глаза.