Номер 19

Майя торопливо сканирует глазами комнату. Нельзя, чтобы Лилия даже подумала, что сестричка боится. Малышка ищет оправдание своему странному поведению.

– Котофеич!

Глаза останавливаются на коте. Девочка показывает на плюшевую игрушку и с надеждой смотрит на сестру.

– Котофеича, ым, с собой возьмем, – говорит Лилия задорным тоном героя-путешественника из мультфильма про запрятанные сокровища и делает характерный жест рукой.

Нужно подбодрить сестренку.

– Отправляемся! Навстречу, ым, новым веселым приключениям!

Майя в ответ улыбается.

– Ым, в путь!

– Ну вот. Я же говорила! – Майя шепчет на ухо игрушке. – Говорила, а ты не верил. Все у меня получилось.

– Возьмем-возьмем, ым, Котофеича. Как не взять? – продолжает Лилия бравым капитанским мультяшным голосом.

– Хорошо! А то Котофеич переживает. Жаловался, что ничего у меня не выйдет, и он будет грустить.

* * *

Распахивается тяжелая дощатая дверь. Скрипучая. Такие обычно бывают в старых общественных зданиях, что находятся на государственном обеспечении и вследствие чего ремонтируются не с той частотой и регулярностью, которые стоило бы для них проявить. Дверь слегка разбухла и покосилась, из-за чего теперь приходится приподнимать угол, когда есть необходимость ее запереть, но для общей картины кабинета потертый угрожающий и слегка свирепый вид досок подходит как нельзя лучше. Трудно предположить, сколько человек прошло через эту дверь за все эти долгие годы, сколько мытых и грязных пальцев касались ее затертой ручки, сколько раз ею хлопали рассерженные руки и пинали отчаявшиеся башмаки.

Этим утром дверь со сломанным замком беспокоит высокая фигура недовольного мужчины. Разболтанная ручка с глухим стуком ударяется о стену. Ударяется аккурат в то место, где осыпалась штукатурка, и на пороге кабинета появляется силуэт патрульного.

Высокий, стройный, но, видимо, чем-то расстроенный и уставший мужчина ведет за собой компанию еще более расстроенных людей.

– Проходим, – говорит он, небрежно поправляет очки и заводит в кабинет задержанных.

Буквально заталкивает в спину парочку короткостриженых ребят со свежими синяками на лицах. У одного под носом темный след от засохшей крови, у другого разбита бровь.

– Пошли!

Парни вваливаются, синхронно спотыкаются о порожек и, потупившись, встают у стены.

– Теперь молчим. Ждем, – коротко командует патрульный и выглядывает в коридор.

Пяткой ботинка он подцепляет и пинает дверь, та грохочет, встречает косяк, пружинит и возвращается на прежнее место у стены, оставляя кабинет открытым.

Полицейский отодвигает с дороги задержанных и проходит к своему столу.

– Этих оформляй.

Каждое движение патрульного говорит о том, что настроение у него сегодня хуже некуда.

– Что, на фиг, значит оформляй? А сам?

Патрульный молчит, роется и что-то достает из ящика стола. Он не отвечает коллеге на протест. Он хмурит брови. Он рассматривает предмет из ящика и убирает его в карман. Патрульный чем-то озадачен и не собирается тратить время на лишние объяснения.

– Что, на фиг, молчишь?

– Хулиганка у них, – говорит он, не поднимая глаз. – Оформляй. – Патрульный стоит, думает о чем-то своем и интенсивно сопит.

Он проходит мимо задержанных к выходу.

– Стоп-стоп. Какая, на фиг, хулиганка? Подожди. Не надо мне. Ты привел, тебе и писать.

Патрульный не дослушивает, он на мгновение замирает в дверях, словно хочет что-то добавить, подносит палец к подбородку, оборачивается, но ничего не говорит. Его высокая фигура выскальзывает из кабинета и исчезает в коридоре.

– Глеб, не, ну ты видел? – Сержант обращается к коллеге, который стоит у окна с чашкой в руке.

Сержант недоволен. Он привык всегда и во всем соблюдать порядок. На нем выглаженная форма, никто и никогда не видел его непричесанным и уж тем более небритым. Все его документы отсортированы, подписаны и аккуратно разложены по стопочкам. На службе он не просто исполнительный, он до безобразия образцовый во всем. Можно сказать, идеальный полицейский, если не брать в расчет его легкую глуповатость и его слово-паразит «на фиг», которое он вставляет после каждого вдоха. Его совсем недавно перевели в новый отдел. Он здесь самый молодой, и коллеги не стесняются перебросить на исполнительного сержанта всю скучную работу.

– Глеб, он совсем, на фиг?

Глеб дует на горячий чай и едва сдерживает улыбку, глядя на обиженное лицо сержанта.

– Не, Глеб, ну скажи. Видал, что он, на фиг, исполняет? Если утро не задалось, зачем всем остальным портить настроение?

– Видал-видал. Не злись.

Глеб отпивает из чашки, морщится и кивком показывает задержанным пройти к столу.

– Не злись, на фиг?

– Угу. Называй это – мужская солидарность. Слыхал о таком? У Владимира проблемы с женой. Нужно выручить.

– Так они же, на фиг, вроде развелись.

Сержант жестом останавливает задержанных, показывает им оставаться у стены.

– Опять, на фиг, та его придурочная? Крутит, мутит…

– Рот закрой, – одергивает коллегу Глеб. – Как бы то ни было, не нужно называть ее так.

Одергивает чересчур грубо и, чтобы как-то смягчить, добавляет:

– Пусть и развелись. Все равно нужно ее уважать.

– Опять сошлись, что ли?