Номер Два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером

– Если судить по нынешнему его состоянию, вполне вероятно, что Мартин может направить насилие против себя самого.

– Вы хотите сказать…

– Только то, что здесь он в безопасности.

– …

Жанна склонялась к тому, чтобы положиться на мнение врача. Она доверяла ее проницательности. Но принять решение оказалось непросто. Сама ситуация совершенно выбивала ее из колеи. В это мгновение из коридора донесся крик, и она подумала: «Мой сын в сумасшедшем доме». Доктор предложила ей подумать не торопясь и отвела в пустой кабинет. Жанну преследовала мысль об угрозе самоубийства. Когда пятнадцать лет назад она родила Мартина в Лондоне, жизнь казалась ей нескончаемым счастьем. Теперь Джона не стало, а сын спит в отделении закрытого режима, накачанный успокоительными. В конце концов она решила оставить его здесь и подписала бумаги, позволяющие держать сына под замком.

2

Вольдеморт уничтожил родителей Гарри Поттера, но не сумел убить их ребенка. Он лишь оставил ему шрам в виде молнии на лбу. Этот нестираемый отличительный знак предвещал будущую встречу, неизбежную последнюю битву.

Мартин напал на своего палача, но при этом сам проиграл. Теперь он оказался в больничной палате, без всяких связей с внешним миром. Силы зла продолжали разрушать его жизнь. В первую ночь, проведенную здесь, реальное и воображаемое продолжали переплетаться в его голове. Непривычный к медикаментам, он блуждал в лабиринте душевной лихорадки. Но уже на следующее утро ему удалось собраться с мыслями. Он не испытывал никаких сожалений. Скорее, его охватило чувство освобождения. Никогда в жизни у него не случалось приступов такой ярости. С этих пор все будет по-другому. Плевать на последствия, он больше никогда не будет жить с этим человеком. И теперь у него хватит сил поговорить с матерью и рассказать про насилие, жертвой которого он стал. Вооружившись новой энергией, он был уверен, что сумеет покончить с молчанием и страхом.

В этом живительном порыве, похожем на обретение новой кожи, он проникся надеждой, что когда-нибудь сможет жить, не вспоминая постоянно о своем поражении. И был прав, что поверил: выход действительно существовал. Понадобится время, но Мартин найдет выход, и выход этот окажется по меньшей мере неожиданным.

3

Он провел несколько дней в отделении психиатрической помощи, и никто его не навещал. Мартин гулял по парку и чувствовал себя в безопасности. Вечером под действием успокоительных он отключался. Но очень быстро дозу уменьшили. На первой же встрече с психиатром Мартин очень ясно описал, что он сделал. Не выражая никаких сожалений, он все же признавал жестокость своего поступка. Столь быстрое возвращение в реальность мощно подпитывалось его наблюдением за другими подростками. Решительно, ему здесь не место. Некоторые из пациентов пытались покончить с собой, другие наносили себе порезы. Тут царил самый жесткий вариант негативного восприятия жизни. И однако, в разговорах сквозила удивительная мягкость. Иногда общение приобретало некую поэтичность надлома. И персонал был благожелательным. По ночам за подопечными надзирали двое мужчин, говоривших с сильным польским акцентом. В любой час к ним можно было обратиться за стаканом воды или с жизненно важным вопросом; они всегда старались найти ответ на ночные сомнения.

Наконец, Мартин снова увидел мать. Как он себе и обещал, во время первой же совместной прогулки в парке он рассказал ей все. Много раз она пыталась прервать его вопросом: «Ну почему же ты не сказал мне раньше? Почему?» Но он решил сначала довести свой долгий рассказ до конца. Ему необходимо было высветить каждый закоулочек своих переживаний, полностью освободиться от того, что он держал в себе. Жанне пришлось присесть на скамейку, настолько ее оглушила эта исповедь. Еще до гнева ее первой реакцией было чувство вины. Как она могла ничего не видеть, как могла позволить сыну так страдать? В конце концов ее успокоил сам Мартин. Они обнялись, словно пытаясь прикосновением восполнить то, что невозможно выразить словами.