Камилло шёл рядом с молчаливым, безразличным ко всему Рыжиком, невольно принюхиваясь к холодному, металлическому запаху. Он был, словно белой кружевной каймой, подчёркнут сладким ландышевым ароматом Ливали – и оттого казался ещё беспощаднее. Это был запах высокого напряжения и остывшей крови. Элен, поправляя на плечах кружевную шаль, вновь обернулась через плечо – окно, за которым стоял Поль Бонита, уже погасло... но зажглись дрожащие бледные блики в зрачках Рыжика. Впереди, на холме, хрустальным веретеном уходила ввысь стремительная шахта озонатора, в которой блуждали слабые голубоватые огни. Камилло с внезапным ознобом подумалось, что это украденные Элен Ливали, безвозвратно утраченные души детей из Кирпичного. Потерянные души, которым ничего не остаётся, кроме как вечно танцевать в стеклянной темноте без возможности коснуться друг друга. Он бросил быстрый взгляд на хозяйку интерната – её лицо снежного ангела было печальным и потерянным, словно Элен что-то забыла и теперь никак не могла вспомнить.
Почти инстинктивно Ливали замедлила шаг, чтобы идти рядом с Рыжиком, как шёл Диксон, и даже чуть качнула ладонью, будто собираясь взять его за руку. Камилло негромко рыкнул на Ливали – больше для острастки, чем действительно сердясь; та в ответ виновато улыбнулась, потерев уголок глаза:
-Пророчество, каким бы кривым и спутанным оно ни было, сбывается своим чередом. А я этого не знала, ввязываясь в ваши жизни. Глупо.
-Не прошло и года, сообразила, поздравляю, – не без издевки поклонился ей Камилло, заодно и пропуская на узкую кованую лестничку, что прорезала крутой склон холма. Снизу казалось, что эти ступени с чеканным узором из ландышей уводят прямо в чёрное беззвёздное небо.
-В том, что так вышло, Элен Марилетта Ливали, не виновен никто из нас – и виновны все мы, – негромко произнёс Рыжик, кладя руку на перила, с силой стискивая тонкие пальцы и со странным удовольствием ощущая, как острая металлическая кромка врезается в линии жизни на ладони.
-Не сожалейте ни о чём сделанном и несделанном, вы оба. Потому что по-другому всё равно быть не могло. Никак не могло. Слышите?!
Рыжик почти крикнул это последнее слово – резко, со звуком хрустнувшего фарфора. И тут же смолк, замерев и неестественно прямо держа голову. Первым пошёл вверх – stairway to heaven… Его потускневшие, выцветшие до оттенка старого золота волосы бились в порывах ветра, как последнее знамя разгромленной армии. Следующим устремился Камилло, подавляя в себе желание ухватить Рыжика за выбившийся из-под ремня джинсов, тоже трепетавший на ветру край чёрной блузы, чтобы удержать здесь, с ним, хотя бы ещё на пять минут дольше. Ощущение неизбежной потери росло в нём с каждой новой ступенькой дрожавшей под ними ажурной лестницы.
Элен цокала каблучками синих туфелек в хвосте процессии, заранее начиная будить дремлющее в подземных колодцах электричество, медленно и неохотно тянущееся вверх сонными всплесками. Бледные языки разрядов словно через силу пару раз лизнули изнутри стёкла шахты, и Элен глубоко вдохнула, чувствуя, как искры окутывают её пушистые косы, подобно льдистому свечению нимба.
Шерстяные свитер и пальто Диксона тоже начали как-то подозрительно потрескивать и пускать колючие синие искорки, напомнившие ему один сырой ноябрьский вечер. Вечер, когда сорванные провода лежали на асфальте, свернувшись тугими колечками, как озябшие дворняги, и кухню освещала лишь синяя корона метана под чайником. А тот пел какую-то свою песню, посвистывая и поваркивая, и эти легкомысленные звуки создавали вокруг Камилло и Рыжика кокон уюта, в который было не пробраться стылому ноябрю, не проскрестись сквозь стёкла чёрным ветвям клёнов. «Интересно, а он помнит прошлый ноябрь? Помнит... хоть что-то?» – подумалось Камилло уже как-то отстранённо, как сквозь новокаин. Он поймал себя на том, что насвистывает себе в усы, и сердито засунул руки поглубже в карманы пальто; Рыжик тут же полуобернулся через плечо и просвистел в ответ следующие несколько тактов, забавно выгнув брови. Его глаза уже не были чёрными и ничего не отражающими – в них текло и переливалось восьмым цветом радуги октариновое, тягучее пламя. Элен откуда-то позади придушенно ахнула, прижав ладошку к округлившемуся в аккуратное «о» рту, и едва не поскользнулась на узких металлических ступеньках. Камилло инстинктивно поймал её запястье, удерживая – и тут же, рассердившись на себя, резко дёрнул за руку вверх, словно Ливали была тряпичной куклой. Глава Кирпичного мотнулась от этого рывка белым лоскутом, даже не воспротестовав против подобного обращения: мысли Элен испуганными, задыхающимися рыбинами бились сейчас на раскалённой сковородке реальности. Той самой реальности, где к шахте в самый глубокий в Некоузье колодец с лёгким электричеством поднимался Рыжик, чья связь с первородной энергией на порядок превосходила самые смелые мечты Элен. Чья пустота отчаянно жаждала быть заполненной этим живительным нектаром...