Non Cursum Perficio (СИ)

-Рыжик, ты... прошу тебя, сумей вовремя остановиться... – взмолилась Ливали из-за плеча сурово зыркнувшего на неё Диксона, глядя, как стеклянная шахта озонатора стремительно наливается бело-голубым холодным огнём. Между её косами и свитером Камилло сверкнул разряд, и оба одновременно вскрикнули. Диксон наконец-то выпустил запястье Элен, на котором остались синяки от его хватки, и посмотрел Рыжику в макушку. Его осенний найдёныш, так и не сумевший добраться до любимого Камилло яблоневого лета...

Рыжик ощутил взгляд и обернулся ещё раз, хотя тело его уже словно само по себе стремилось вперёд, к озонатору – так наэлектризованный клочок чёрного шёлка сам летит к эбониту.

-Камилло, – сказал он, утверждая тем самым неизбежное; над его волосами ледяными светляками вились огни Святого Эльма. И улыбнулся – одними глазами, в которых воскресали из безмолвного холодного пепла все его прошлые жизни.

Дрожь по жилам, сладостная лава – как тогда, на озере, когда Алия Селакес ударила по нему электрическим разрядом... только тогда это было каплей. А сейчас... а сейчас...

Рыжик с присвистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя, что сгорает сам в себе – и что нет пытки желаннее, чем это пламя, вот-вот польющееся через край растрескавшегося фарфорового тела. Торопливо коснулся руки Диксона, на миг сжав пальцы в обещании помнить – и, подхваченный белым электрическим ветром, унёсся в своё одинокое светлое будущее... по крайней мере, так это представилось Камилло, что замер в оцепенелом отрицании неотменимого.

«Моя любовь, взгляни на меня: моя ладонь превратилась в кулак... и если есть порох, дай огня – вот так!..» – вспомнилось ему, и это нежданно стало противоядием от убийственной горечи.

Диксон даже придержал на месте Элен, тянущую руки Рыжику вслед и всё ещё слабо и бессвязно лепечущую что-то вроде «Только не до дна, Рыжик, умоляю тебя... только оставь и для нас, для всего интерната...». Сказал ей рассудительно и даже строго, пошевелив усами:

-А хоть бы и до дна, главное, чтобы это Рыжику на пользу пошло…

И вдруг – неожиданно крепко обнял замолчавшую от удивления Ливали, вкладывая в это объятие безмолвный крик своего горя...

Он всё так же не отрывал глаз от прильнувшей к стенке шахте тонкой тёмной фигурки – рисунка гуашью на стекле.

Рыжик некоторое время стоял неподвижно, окутанный северным сиянием; потом отклеился от озонатора, встав лицом к Элен и Камилло. Его губы беззвучно шевельнулись, и первой прочитавшая по ним «Пора!» Ливали стремительно развернулась – чтобы встретить усмешку тёмно-серых глаз Поля Бониты. Он стоял за её спиной, в резкой расштриховке светотени, весь какой-то скульптурный в тяжёлом, с чужого плеча, военном бушлате офицера охраны Кирпичного. Элен промельком вспомнилось что-то про Медного всадника и шаги Командора, пока она медленно пятилась от этого просвинцованного, насмешливо-надменного взгляда к полыхающей в ненастном небе белой башне – своей белой башне из слоновой кости, которую Ливали не могла уже сберечь.

-В эту ночь все что-то да потеряют, Элли, – негромко произнёс Бонита и поднял в руке цепочку, бывшую недавно элементом конструкции генератора накачки отрицательного магнитного нуль-поля.

Ливали ахнула и двумя руками попыталась поймать её неловким, нелепым жестом падающего в пропасть человека, но Поль отвёл руку и сладчайше улыбнулся, блеснув очками:

-Это одноразовая любовь, душа моя. Цепочка замкнула контакты, и всё, на что она годится, так только на сувениры о тех недолгих ста днях, когда Некоузский клин был открытым... дети, помашите Лейденским дожам и власти над Антинелем ручкой! Что нужно сказать на прощание?..

-Как ты можешь! – горло Элен сдавило рыдание. Она была готова к тому, что Поль подставит ей подножку – но была не готова к тому, что ей будет так больно от подтверждения страшной истины: Стрела больше не представляет ценности для Лучника. И он может её сломать...

-Нет, Элли, – голос профессора неожиданно стал мягким. Бонита присел на одно колено перед бессильно опустившейся в снег Ливали и чуть тронул её за подбородок, чтобы подняла голову.

-Я очень не хочу, чтобы ты сломалась. Именно поэтому я...

-В эту ночь все что-то да приобретут, – раздался тихий, невыразительный голос Рыжика. Он успел пройти несколько шагов к ним, и стоял чуть поодаль, в вуалях и шлейфах трепещущего мерцания.

-Даже...

Его голос утонул в раскате грома – а мгновением раньше громко вскрикнули Элен, Поль и Камилло, ослеплённые ударившей в холм белой молнией, раскинувшей над ними ветви, словно дерево Минас Тирита. Мир превратился в зыбкие радужные пятна, плававшие перед глазами, словно мыльные пузыри – не успели все трое толком проморгаться, как шарахнула ещё одна белая молния... в Рыжика. В стоявшего в нескольких шагах безмолвного Рыжика, поднявшего лицо к тёмному небу, где распускались голубые орхидеи грозовых разрядов.