Прикосновение губ Тома заставило огромную глыбу льда, застрявшую где-то в районе сердца, начать таять. Билл прикрыл глаза, чувствуя, как эмоциональный кризис оставил его совершенно без сил, но теплые руки держали крепко, передавая вместе с теплом желание жить дальше.
Том зарылся пальцами в темные волосы, поглаживая прохладную кожу под влажными прядями, поцеловал склоненную голову, скользнув губами по тонкой коже виска, задевая чуть топорщащиеся короткие волоски. Билл мелко подрагивал в его руках, его тело по ощущениям было словно пластилиновое, такое же тяжелое и мягкое.
— Bello…
Слипшиеся в стрелки черные ресницы медленно, будто под тяжестью воды, приподнялись, давая Тому возможность увидеть, наконец, покрасневшие карие глаза, в которых, будто нехотя, разочарование и горечь уступали место привычному мягкому свету.
— Том…
Одними губами произнеся имя любимого мужчины, Билл почувствовал, что комок слез снова подкатывает к горлу, но Том, заметив, как немец судорожно сглатывает, пытаясь удержаться от очередной волны истерики, мягко коснулся дрожащих губ, поцеловал скулы, на которые начала возвращаться краска, ощутил порхание ресниц Билла, стоило ему коснуться прикрытых глаз.
— Том…
Билл буквально выдохнул его имя, и итальянец поймал его своими губами, притягивая стройное тело любимого ближе, скользя руками по тонкой спине, вжимая в себя так, чтобы между телами не осталось ни сантиметра пространства. Билл податливо прильнул к нему, обнимая за шею, и чуть царапая ногтями ткань натянутой на плечах рубашки. Хотелось стать как можно ближе, чтобы все, что разделяло их последние часы, исчезло, растворилось в привычной близости, в которой не было места ничему, кроме любви и желания брать и отдавать в равной степени.