Нона из Девятого дома

Сапоги Пирры хрустели по блестящей черной поверхности, пока она несла Нону. В темноте высился мегагрузовик, облепленный светящимися полосами. Он был больше любого другого грузовика в жизни Ноны. Он казался высоким, как дом. Если бы кто-то подъехал на нем к школе, можно было бы выйти из окна класса и встать ему на крышу. Его собственная крыша терялась в черноте, а в ширину он был таков, что Пирра обходила его секунд двадцать. Огромная дверь была распахнута, к ней приставили пандус, и люди сновали между огромным грузовиком и маленьким. Солдаты укладывали людей на походные койки, осматривали их, производили какие-то манипуляции, порхали в темноте, как мотыльки. Нона заметила, что у многих из тех, кому оказывали помощь, были распахнутые слепые белые глаза, такие же, как сделали Ноне линзами. Эти липкие прозрачные взгляды так напугали команду Чести.

Камилла сидела в кресле на колесах, держа в руках планшет. Тело Ианты Набериус стояло у нее за спиной – в линии плеч и развороте головы узнавался Паламед. Люди спускались по пандусу с помощью солдат Крови Эдема. Корона и, что было удивительно, Страсти вели очень слабого и пожилого человека ростом примерно с Нону. Паламед выглядел очень растерянным.

– Кэм, можем ли мы получить новую информацию о туннелях? Ради всего святого, запретите моей матери лезть к Крови Эдема, пока ее никто не пристрелил. Пусть этим займется Кестер Чинкве, он умеет разговаривать с людьми. Хотя думаю, что прямо сейчас он жалеет, что вообще покинул Кониортос. Где ваши отцы? Почему это похоже на курятник? Нона, как ты?

Нона чувствовала себя потерянной, изумленной и утомленной.

– Это все твоя семья?

– Метафорически – да, буквально – все сложно, – ответил он. В его теле чувствовалось невероятное облегчение, которого Нона не ожидала. Кэм тяжело осела в кресле и была тонов на шесть бледнее, чем когда-либо.

– Моя мать хотела с тобой познакомиться, к несчастью для себя. Сейчас она расспрашивает одного из младших офицеров о философии насилия, и о том, как работают эти грузовики, и о том, как он зарабатывает на жизнь.

Большинство людей, которым помогали, не могли стоять сами, и все они выглядели худыми, помятыми и изможденными, хотя вполне веселыми.

Пирра огляделась и сказала:

– Секстус, если сюда попадут Вестники, я не уверена, что эти люди выживут.

– Они не выживут, – сказала Камилла.

Она еле шептала. Паламед добавил:

– Они действительно в плачевном состоянии, но надо подумать и о других жителях города. Я пытался объяснить им, что происходит, и они уловили суть, но только если не говорить про некромантию. Главный архивариус говорит, что любое проявление способностей мучило их по нескольку дней. Ослепление их чуть не убило, а они тогда были намного сильнее. Не стоит надеяться, что кто-то вернется в казарму и займется тонкими вещами вроде оставленных Иантой оберегов.

Нона почувствовала, как Пирра переносит вес с ноги на ногу.

– А Ианта…

– Бьется, – снова улыбнулся Паламед. – Она невероятно, просто невероятно зла.

– Секстус, – сказала Пирра, – я редко такое говорю, но у меня нет вообще никаких планов. И либо ты совершенно сбрендил от так называемой любви, а это случается даже со мной, либо ты знаешь что-то, чего не знаю я.

– Не то чтобы я что-то знал, Пирра, – сказал Паламед, – но я чувствую, что готов рискнуть. Через пару минут, когда командир даст мне инструкцию, я суну всех обратно в грузовик. Сейчас они это обсуждают на случай, если крыло Мерва оставило внутри неприятный сюрприз.

Нона заглянула в грузовик, в большой колодец тусклого света, и попыталась вести себя осторожно, но оптимистично.

– Паламед, ты же знаешь, что меня укачивает.

– Я знаю. Прости. Тебе придется совсем немного потерпеть, Нона, я обещаю.

– Слушай, эта штука, конечно, тоннажем не уступает космическому кораблю, – сказала Пирра, – но если ты планируешь кататься по городу и давить Вестников, я сразу скажу, что ничего получится.

– Кстати, не думала об этом, – заметила Камилла.

– Нет. Не волнуйся, Две, мои амбиции не распространяются на город наверху. Погоди, вот и комитет.

Командир и кто-то, кого Нона никогда не встречала, вышли в большой желтый квадрат света перед пандусом. Командир выглядела неплохо, вот только Нону вновь поразил огромный контраст между нею и Паламедом: Ценой страданий больше походила на Пирру – измученная, с дикими глазами и смертельно сосредоточенная. Никакого сходства с веселым предвкушением, которое испытывал Паламед. Паламед выглядел как малыш на уроке «расскажи и покажи», который принес в школу любимую игрушку и ждет не дождется, когда у него будет целых две минуты, чтобы рассказать о ней всем-всем, даже старшим детям. Морщинистая слепая женщина, которая держалась за изящно вытянутую руку Ценой страданий, остановилась на свету. У нее были резкие черты лица и очень длинная темная седеющая коса – Нона немедленно пожалела о своих косах. Она выглядела довольно старой – может быть, старше даже, чем Ценой страданий, – и на лице ее лежала печать тревоги. Ее нельзя было бы назвать красивой даже в чистой одежде.