Нона из Девятого дома

– Что-то не так?

Ангел посмотрела на Камиллу, а не на Нону.

– Я уже видела изображения этого животного, – медленно и осторожно сказала Ангел, – потому что брала специальный курс в университете. В молодости я ходила в специальную зоологическую школу на Миро и посещала целую кучу лекций по археологии. Я была активисткой. Политической. И там я видела картинку.

– Ну ладно, – сказала Нона.

Камилла сказала, глядя на рисунок:

– По-моему, раньше я такого не видела.

– Вряд ли, – согласилась Ангел, – это зверь из колыбели.

– Где-то я слышала эту фразу, – сказала Камилла.

– А ты? – спросила Ангел.

Нона не знала, что сказать. Ангел и Камилла, кажется, тоже, и все они на мгновение замерли, пока Нона скрипела мозгами. Камилла сняла темные очки, аккуратно сложила их и положила в нагрудный карман. Тихо спросила:

– Могу я задать вопрос?

Нона взглянула на лицо Камиллы, просто чтобы убедиться в своей правоте.

– Давай, – сказала Ангел, улыбаясь, хотя в ее глазах не было и следа улыбки.

– На Лемурии или где-то еще, – спросил Паламед, – тебе когда-нибудь делали операцию или ты получала иную медицинскую помощь от Девяти домов? Даже если ты этого не помнишь. Тебе не ставили импланты? Ты говорила, что общалась с археологами. Это были ученые Домов? Ты встречала каких-либо некромантов, которые проводили над тобой манипуляции?

Нона была так потрясена, что забыла, как дышать. Паламед нарушил не одно правило, он нарушил их около пятидесяти. Выражение лица Ангела вернуло ее к реальной жизни: оно стало таким ужасным, что Ноне было больно смотреть. Морщинки в углах глаз и рта застыли. Она внезапно стала старше и измученней – вместо «маленькой и бодрой» ее теперь стоило называть «маленькой и увядшей».

Паламед был вынужден мягко сказать:

– Я не хочу причинять тебе вред.

И тут у его ног раздалось странное пронзительное жужжание. Лапша поднялась из корзинки, вздыбила шерсть на боках, как будто ее ударили током, и зарычала. Нона никогда раньше не слышала рычания Лапши. Она разразилась лаем и обнажила острые желтые зубы.

Ангел очнулась.

– Чертова псина. Отведу ее на кухню и дам игрушку. – Она за ошейник потащила Лапшу в кухню, взяв с собой свой большой черный рюкзак. Через несколько секунд она вернулась, все еще серая и изможденная, но куда более решительная и, кажется, успокоившаяся. Под веснушками кожа казалась серой, а губы сжались в тонкую напряженную линию, но она уже вытянулась во весь свой не слишком впечатляющий рост и встала перед Паламедом, как будто ничего не боялась. Нона по-прежнему различала ужас в движениях ее губ, рук и ног.

В этот момент свет наконец погас. Нона подумала, что Табаско закончила возиться с генератором. Комната погрузилась в жаркую черную тьму. Ангел подошла к окну и беззаботно раздвинула плотные шторы и жалюзи, так что синий свет растекся по полу, вернулась к учительскому столу и села на него.

– Нона, не хочешь посидеть с Лапшой? – Та слышно скулила за дверью. – Она в твоем присутствии сразу успокаивается.

Нона заколебалась, но ее не допустили до слишком многих разговоров, отправляя делать что-то якобы хорошее. Нона угадала план Ангела по быстрым движениям глазных яблок и сглатыванию. Она сказала извиняющимся тоном:

– В норме я бы согласилась, но сейчас хотела бы остаться, если можно.

– Ты уверена? Можно же подслушивать под дверью, – откровенно сказала Ангел.

– Уверена.

Ангел провела пальцами по лицу, коротко коснулась век большим и указательным пальцами. Откинулась назад на спинку стула. Паламед не стал садиться, а вот Нона устроилась в одной из луж синего света, наслаждаясь его прикосновениями и не думая больше ни о чем.

– Знаешь, моя коллега считает тебя проституткой, – Ангел потерла ладони, – по-моему, совсем не похоже.

– То, что я знаю о секс-работе, можно уместить в чайную ложку, и там еще место останется, – сказал Паламед. – Ты знаешь, что дети зовут тебя Ангелом?

Губы Ангела изогнулись. К ней частично вернулось самообладание, и она снова заговорила учительским тоном – тем, которым поясняла, каким образом носок может изолировать кубик льда.

– Да, у них очень странные взгляды на мое… прозвище. Боюсь, дело в Табаско. Она подслушала несколько разговоров, которые не понимает. Я ничего об этом не знала до вчерашнего вечера. Дети обычно называют меня «мисс» или «мэм». Обычно «мэм», чтобы Джоли могла быть «мисс», ну а Нону они зовут просто Ноной.

– Что за имплант? – спросил Паламед. – Пожалуйста. У нас совсем мало времени.

Ангел заколебалась.

– Скажи, – она облизала губы, – Нона тебя послушает, если ты отправишь ее на кухню?

– Я могу попросить ее об этом, если для тебя это важно. Но она взрослый человек, который может принимать собственные решения.

– Это не имеет значения. Я приняла решение. Я хочу остаться, – сообщила Нона.

Услышав это, Ангел вообще перестала смотреть на Нону. Вместо этого она выдержала пристальный взгляд Паламеда, и ее взгляд тоже стал жестким, как будто она надела шоры и смотрела в одну точку.