Нона из Девятого дома

– Плюнем на руки, – предложил Чести, но все были в перчатках и никто не хотел их снимать. Табаско вытянула руку, Нона положила руку на ее руку, Чести положил руку на руку Ноны, Красавчик Руби положил руку на руку Чести, а Кевину пришлось просунуть руку вниз, потому что до верха он не дотягивался.

– Нехорошо без Утророжденного, – сказал Чести.

– А мы и за него тоже, – сказала Табаско, – давайте поклянемся защищать друг друга и умереть друг за друга. Мы будем верны друг другу всегда. Любой из нас, кто убьет зомби, убьет его за всех и так и скажет. Вот и все.

– Клянусь, – сказал Чести.

– Клянусь, – сказала Нона.

– Клянусь, – сказал Красавчик Руби.

– Кевин, – сказал Кевин, у которого от стресса и клятвы глаза стали большими и круглыми. Им пришлось подбадривать его, пока он не сказал «клянусь».

– Клянусь, как ваш босс, – сказала Табаско, и они отпустили руки.

– Вот и хорошо. Идите по домам.

Они забросили рюкзаки за плечи, а Нона и Табаско проводили их вниз. Там их ждал огромный сюрприз.

– Рожденный! – завопил Чести и распахнул дверь. Там сидел Утророжденный, страшно смущенный, и отряхивался. Они столпились вокруг него, задавая вопросы.

– Почему ты не был в школе?

– Как ты пришел?

– Почему ты не позвонил в звонок?

– Не сработало. – Утророжденный покраснел. – Я на самом деле не пришел, я хотел просто вас увидеть. Я убежал.

– Твои отцы с ними? – спросила Табаско.

– Ага.

Ну и ладно.

Так что им пришлось дать клятву заново, и Красавчик Руби загрузил Утророжденного пакетами, и тот даже не выпендривался, а просто обрадовался. Когда они снова клялись, Красавчик Руби в шутку сказал «Кевин» вместо «Клянусь», так что все попадали со смеху. Все говорили: «Кевин», пока Кевин не обиделся и не попросил над ним не смеяться, и все снова расхохотались.

Они были счастливы, глядя, как уходят Чести и остальные, не напуганы и не обеспокоены. Красавчик Руби ушел с Утророжденным, одной рукой привычно обнимая его за шею и тихо разговаривая. Дверь больше не запиралась, поэтому Нона и Табаско подперли ее стулом, и Нона взяла Табаско за руку, поднимаясь по лестнице.

– Хорошо, что пришел Утророжденный.

– Мы можем не увидеть его какое-то время, – сказала Табаско, – Эдем идет сквозь людей, как сквозь воду.

Это испортило всю радость Ноне.

– Ты же не думаешь, что он умрет.

– Нет. Я думаю, что нам придется подождать, пока умрут его отцы, – философски сказала Табаско, – он придет к нам, только когда большинство из них будет мертво. Тогда мы сможем его забрать. Его отцы – обуза.

18

Когда они вернулись в класс, Камилла уже вылезла из своего угла и приносила пользу, отключая электрооборудование и складывая стулья. Ангел писала что-то на доске.

– Я провожу инвентаризацию, – ответила она на вопрос Ноны, – если нас будут грабить, не хочу, чтобы они разгромили все детские вещи, пытаясь найти что-то ценное. Табаско, можешь выйти в коридор и выключить генератор? Я знаю, ты умеешь, но не забудь потом слить жидкость.

Нона пошла за Табаско, очень заинтересовавшись процессом, но Ангел попросила ее подождать.

В руке у нее был листок бумаги. Когда Табаско закрыла за собой дверь в класс, Нона и Камилла подошли. И вдруг Камилла поступила очень странно: она споткнулась. Зацепилась за завернувшийся край ковра и чуть не упала на Ангела, обхватив ее руками за бедра. Она с трудом выпрямилась и проговорила:

– Прости, пожалуйста, – глядя в сторону, в окно, как будто смутилась. Потом повернулась обратно и стала выглядеть более привычно. Теперь Камилла стояла так изящно, как будто не спотыкалась никогда в жизни.

– Один из этих дней, да? – спросила Ангел.

– Да, – сказала Камилла.

Ангел возилась с листком бумаги.

– Я могу задать Ноне вопрос?

– Она не обязана отвечать, – тут же сказала Камилла.

– Конечно нет, – согласилась Ангел.

Нона, которая полагала, что вполне может говорить сама за себя, сказала:

– Я попробую, но если ты хочешь проверить меня на карте, я не думаю, что у меня получится. Я хочу взять ее домой и изучить там.

Ангел показала ей листок бумаги. Это снова был ее рисунок. Возможно, Ангелу он просто понравился. Нона была готова проявить великодушие, если Ангел захочет оставить его себе. Она думала, что сможет нарисовать это снова, если захочет, ведь она даже не старалась.

– Как ты это нарисовала?

Этот вопрос так смутил Нону, что она сначала не поняла, что ответить. Ангел положила перед ней лист бумаги – она узнала каракули, которые рисовала, думая совершенно о другом, как раз перед тем, как они с Табаско сбежали смотреть трансляцию, и ответила, смертельно озадаченная:

– Руками?

– Ты где-то его видела на картинке? – резко спросила Ангел.

Нона посмотрела на нарисованное ею животное и подумала, что поняла вопрос.

– Нет, сама придумала. Оно работает, честно. Видишь эти штуки? Это уши, – сказала она почти тем же тоном, каким объясняла бы картинку Кевину, – тут вот нос, но я его не рисовала, а это рот. Когда он родился, он жил в реке, но потом стало холодно, поэтому ему пришлось стать большим. Я знаю, что ноги не могут вращаться, но ты ведь не думаешь, что это глупо?

Она посмотрела на Камиллу и Ангела.