Нора, или Гори, Осло, гори

Как-то Эмиль сказал, что должен мне кое-что рассказать. Мы сидели в моей дорогой, снятой без договора, за наличку, квартире, к которой прилагалась очень старая кошка с сильным недержанием мочи. Стоило оставить ее одну больше чем на двенадцать часов, как она мстительно писала на пол. У нее была поразительная способность точно определять время. Эмиль жил в своей ужасной квартире в Веллингбю и два-три раза в неделю тратил сорок пять минут на поездку до Сёдермальма. Про визиты ко мне он упорно говорил «я съездил в Стокгольм». Такое положение дел было неудобно нам обоим, но проблему мы хотели решать по-разному. Эмилю нравилось проводить выходные у меня дома. Мне не нравилась эта неизменная разлука в воскресенье вечером. И хотя теперь Эмиль жил близко и нас разделяло совсем не большое расстояние, прощаний стало намного больше. Мне трудно было с этим справиться, я реагировала слишком бурно, неадекватно. Моя эмоциональная система дала сбой на таком глубинном уровне, что никто не мог бы сказать, как мне ее контролировать.

Когда Эмиль собрался что-то мне рассказать, я испугалась. Интересно, хоть один человек в мире когда-нибудь использовал эти слова не для того, чтобы сообщить о раке, разводе, разбитой вазе эпохи Мин?… Ничего хорошего они не обещали. В горле застряло острое стекло. Я старалась сохранять бесстрастность. Но явно безуспешно. Мы опустились на кровать. Эмиль взял мою руку в свою. Мы оказались в сцене из подростковой мелодрамы, снятой не мной, а кем-то другим.

– Позвонила Нора, – сказал он.

– Ясно, – сказала я.

Он держал мою руку в своей, его глаза наполнились слезами. Я подумала, не умерла ли Нора – правда, вряд ли она смогла бы сама сообщить эту новость.

– Я не знаю, что делать, – продолжал Эмиль.

Наступила тишина.

– Я тоже не знаю, что тебе делать, – ответила я и отняла руку.

Я не понимала, что именно произошло. Нора просто позвонила, а он тем временем сидел и разглядывал ее имя на мигающем дисплее? Или взял трубку и они поговорили? Я не осмеливалась спросить.

Вид у Эмиля был беспомощный.

Я его ненавидела. Ненавидела себя саму за то, что мои поступки привели к такой ситуации. Ненавидела Нору. Зачем она позвонила? Я ненавидела Осло, ненавидела Норвегию, ненавидела нефтяные фонды, благодаря которым норвежцы могли делать международные звонки направо и налево. Шлюхи. Почему бы им не оказать нам услугу и не заткнуться? Заткнуться, заткнуться, заткнуться. Лицо Эмиля. Твой язык в моих устах. Твои сомнения в моих руках. Рассказ о звонке вызвал во мне глухой страх. Бессловесный, мрачный, стук копыт, взбесившиеся кони, скрип рельсов под колесами поезда.

– Делай что хочешь, – сказала я.

Мне хотелось, чтобы это прозвучало сухо и холодно, как бокал совиньон-блан, но, разумеется, ничего не получилось.

Голос дрожал от злости, сарказма, ненависти к норвежцам и непостоянным мужчинам. Я встала, чтобы выйти из комнаты.

– Я просто хотел, чтобы ты знала, – сказал Эмиль.

– Заткнись! – крикнула я и с грохотом захлопнула за собой дверь в гостиную.

16 Секс с папочкой

На следующем сеансе Йорель спросила, почему я никак не могу забыть про Нору. Почему она меня так волнует?

– Разве Эмиль сделал что-то плохое? – спросила она тоном воспитательницы детского сада.

Я задумалась. Я думала о том, как накануне больше часа лежала с телефоном, изучая Инстаграм Гуро С. Я научилась моментально находить Нору на снимках. Мне достаточно было нескольких пикселей; теперь не приходилось кликать на бесполезные фото дождливых парков в Бергене или селфи с коллегой с NRK. Я хотела смотреть только на Нору. Сквозь призму маминого взгляда она проступала еще четче. Мне открылись ее новые стороны: Нора обожала своего брата, иногда раздражалась и не хотела позировать, а иногда, наоборот, делала это с удовольствием, много времени проводила на природе (но, может, все норвежцы такие), предпочитала в одежде желтый цвет. В одном из видео она гребла на каноэ. Или каяке. Откуда мне знать. Я не разбиралась в лодках. Не смогла бы отличить финский паром от колесного парохода даже под дулом пистолета. Я сомневалась, проигрывать ли видео. Готова ли я услышать голос Норы? Или это будет слишком? Вдруг у нее такой красивый голос, что у меня глаза вылезут из орбит? И потом я просто нажала – прыгнула с бортика в бассейн, потому что нельзя всю жизнь колебаться…

Весло методично взметало воду. Всплеск. Всплеск. На заднем плане раздался звук выстрела, и за ним крик Нориной матери: «Løp elga, løp!»[18] Девушка ритмично гребла в полном молчании. Я выдохнула. В груди выла пожарная сирена. Нора молчала, потому что привыкла к маминым шуточкам? Или потому что наслаждалась водной прогулкой? Горные пики по другую сторону завораживали. Леса, озера и лоси, за жизнь которых переживала ее мать.