Читаем Нора, или Гори, Осло, гори полностью

Как ужасно звучал этот ярлык, этот способ описать неполноценную человеческую жизнь и ее последствия, отражавшиеся в теле, ломавшие тело или собиравшие его воедино. Она полностью сломлена. Этот эпитет всегда доставался бедным женщинам. Может, Йорель считала, что я, подобно упрощенному образу Платона, бегаю по свету в поисках второй половины? Или что внутри меня пустота, которую нужно заполнить? Безвкусная метафора. Почему люди вечно так выражаются? Словно страдание – это недостаток, почти принимающий физическую форму. Зависимые люди стремятся заполнить пустоту едой, сексом, алкоголем, но эти попытки обречены на неудачу. Эту дыру заполнить невозможно. Или, например, высказывания вроде «Она не сможет заполнить пустоту, оставленную мамой». Вне зависимости от контекста подразумевается, что устранить этот изъян невозможно, что даже попытки в этом направлении ошибочны. Все, кроме непреклонной силы и железной воли, бессмысленно. Сложная роль жертвы, от которой почти невозможно избавиться. Нужно просто собрать волю в кулак и убежать прочь. Облачиться в форму триатлониста. Быть готовым ползти, плыть, пробороздить свой путь в земле. И не дай бог подумать, что кто-то другой может тебе помочь.

<p>32</p></span><span></span><span><p>Зло в глазах смотрящего</p></span><span>

В июне я переехала из студенческой квартиры к Эмилю, чтобы провести там последние недели. Завершающий этап перед переездом в Копенгаген. Это было сделано по экономическим соображениям, а если точнее, из-за того, что у меня не было денег. Эмиль был не очень доволен, но согласился приютить меня. Вместе мы убрали студенческую квартиру на Йотгатан, причем мне регулярно приходилось брать передышки из-за боли. В один из последних дней я поехала туда одна рано утром и заснула на черном мусорном мешке на полу. Спустя полчаса я проснулась вся в пыли, не понимая, где нахожусь. Мы одолжили у друзей машину и собрали коробки с моими вещами, которые стояли в чуланах у друзей и в подвалах домов, где я жила за этот год. Остальное нам пришлось самостоятельно везти на метро и заносить в квартиру Эмиля. Мне предстояло отправить в Данию всю свою жизнь.

Мы решили арендовать машину в Стокгольме и сдать ее в Сконе, поскольку страховые правила не позволяли сделать это в другой стране. Аренда фургончика обошлась нам в пять тысяч шведских крон. Заплатили Ханне и Свен. От благодарности я чуть не плакала. У Эмиля вещей почти не было. Он жил по-спартански: стопка книг, футболки, вязаные носки – все поместилось в несколько пакетов. Все громоздкие вещи принадлежали мне: коробки с фарфором и кухонной утварью, книги, стол со стульями. Приобретения моей взрослой жизни, накопившиеся за десять лет с тех пор, как я уехала от родителей. Не было никакой логики в том, чтобы Ханне и Свен за них платили, однако же они это сделали. Эмиль объяснил, что его сестрам тоже помогали с переездом, так что все справедливо. Overhoved ikke mærkeligt[38].

Однажды утром нас разбудила пожарная сигнализация. Электронный женский голос сообщил, что в здании пожар, и призвал оставаться в квартире. Эмиль сохранял спокойствие. Его отец был инженером пожарной безопасности, так что он наверняка изучал физику или что-то подобное и понимал, как взаимодействуют здания и пламя. Сначала я испугалась, но потом тоже успокоилась. Поскольку квартира Эмиля располагалась на первом этаже, мы вышли на лужайку перед домом. Пожарный объяснил нам, что все в порядке и можно возвращаться в дом. В подвале загорелся мотоцикл, но пожар уже потушен. Чулан для велосипедов располагался прямо возле чулана для хранения вещей.

Через пару дней я набралась мужества и вместе с Эмилем спустилась в подвал. Все мое имущество пострадало от огня. Изогнутый диван с пестрой плюшевой обивкой, следовавший со мной из Кристинеберга в Эрландерхюсет на Вэстербруплан, где я жила пять лет, сменил золотистый цвет на черный. Я была не в силах пошевелиться. Зимние куртки пропахли костром, словно их надевали все разом на празднование Вальпургиевой ночи.

Я подумала: «Вот как».

Проведя пальцем по обивке дивана, я подумала, что ее уже не починить.

Я сказала:

– Вот как.

По совету страховой компании я сделала список пострадавшего имущества. Мы вынесли все на лужайку, чтобы оценить, что можно спасти. Столик мы поставили на балкон, где я несколько часов пыталась его отмыть.

Вот как.

Может, нужно оставить что-то позади, чтобы идти дальше. Что-то должно сгореть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза