Норд, норд и немного вест

– Мы не можем ждать милостей от природы, а тем более покоряться её капризам! Может, пронесёт, а может, и нет, но убираться не будем! Будем что-то придумывать! Слушай, ну и говно же этот твой чай!

А потом случилось как обычно: подумали, что надо придумать и, считай, уже полдела сделали, а, забегавшись и отвлекшись на попутные дела, о том, что надо придумать, забыли совсем. И вы, может быть, подумаете, что должно же было свербить, но нет. Вернее – да. Служба на флоте построена таким образом, что свербит у тебя всегда фантомным чувством, что ты что-то не сделал, куда-то не успел, что-то не доглядел и наверняка почти всё уже проебал, сука такой. Так что свербило у них, да, но помогло ли им это? Нет.

Командир дивизии прибыл ближе к вечеру в приподнятом настроении – любимый корабль всегда оставлял на сладкое. Был он активен до такой степени, что люди, мало с ним знакомые, могли принять это за излишнюю нервозность, хотя, на самом деле, это была просто любовь к тому делу, которому он посвятил всю свою жизнь. Кроме службы, больше всего любил он курить и искренне удивлялся, когда ему говорили, что он ругается матом. Ругаюсь я, отвечал он, словами «сударь», «соизволить», «не будете ли вы так любезны» и «отнюдь», а матом выражаю своё одобрение и крайнюю вправо степень эмоций.

– Ну что, старпом, готовы?

– Готовее всех готовых, тащ контр-адмирал!

– Проверим, проверим! Интендант – перчатки!

Отсеку к пятнадцатому старпом сообразил, что забыл лично проверить, убрали ли говно в тринадцатом и, подмигнув помощнику, мол, давай тут сам, ускользнул на другой борт.

Личный состав тринадцатого отсека дружно толпился у люка, ведущего в трюм, и аврально думал, что же ему сейчас делать: завещания-то были написаны не у всех.

– Стрельников! – свесился со второй палубы старпом. – Приказание моё исполнил?

– Тащ капитан второго ранга… какое из?

– Про говно.

– Про говно… тут… как бы это сказать… неувязочка вышла…

– Ясно. Фрондёр хренов. Срочно что-то придумывай! Срочно! А потом я уж тебя!

– Старпом! – пробасил сверху командир дивизии. – Да не так уж у тебя всё плохо, чтоб кверху жопой меня встречать! Что там у вас?

И командир дивизии, отсекая все шансы на спасение, спустился к лазу в трюм.

– Ну? – спросил он ещё раз, посмотрев вместе со всеми вниз.

– Защёлка сломалась на люке. Подклинивает что-то. Чиним! – выпалил Витя.

– Защёлка?

И командир дивизии, известный своей святой верой в то, что любая матчасть чинится одной его волей и авторитетом, схватился за люк и захлопнул его. Подёргал. Люк не открывался.

– Ну това-а-арищ контр-адмирал! – загундосил и Витя, с трудом прикрывая так внезапно нахлынувшее счастье растерянным недовольством – Ну чиним же, я вам же сказал, ну вот что теперь?

– Что теперь. Чините, ёпта, дальше! Старпом, проверял трюм?

– Так точно! Лучший трюм на корабле!

– Не врёшь?

– Я? Вам? – и старпом сделал испуганные глаза.

– Ты. Мне.

– Как можно! Врать контр-адмиралу!

– Мой тебе совет, старпом, научись краснеть, когда показываешь возмущение – тогда намного натуральнее будет. Ладно, пошли дальше, чего тут стоять. Сломали подводную лодку, упыри, на глазах у командира дивизии, ну ты подумай!

Смотр прошёл, и этой фразы достаточно для его описания – прошёл и всё тут: всё же когда-нибудь проходит, и смотры флотского порядка в том числе.

– Стрельников! – на разборе итогов старпом уже был уставшим и поэтому без огоньку. – Я ещё не придумал, как тебя показательно наказать, и поэтому за свою наглость завтра на торжественном прохождении понесёшь саблю!

– Да за что саблю-то? И что сразу саблю? У нас же штурман саблю носит и разведчик!

– А ты длиннее штурмана, вот и понесёшь!

– Длиннее, это когда мы лежим, а когда стоим, то выше!

– Ты сейчас до флага допиздишься, Стрельников!

– Серёга, – решил вмешаться командир, – а чем он так провинился, чтоб прямо с саблей идти?

– Да развели там, в трюме Садом, понимаете, и геморрой! Ну дважды просил и один раз категорически приказывал: ну к смотру уберите! Нет! Полное игнорирование! Повезло просто, что люк у них заклинило, а то сейчас совсем не такие приятные беседы мы бы с вами вели!

– Ну ты подумай, какая неслыханная дерзость! Но, заметь, Серёга, везучие ведь, а? А что для подводника может быть важнее везения?

– Зарплата?

– Да что вы всё о низком! За деньги – это же проституция, а у нас всё по любви и от чистого сердца! Но саблю пусть несёт, да, а то войдёт в моду ещё старпома не слушаться!

– Витя, – расспрашивали мы потом его, по пути домой, – что, правда случайно заклинило?

– Ну как сказать. Её вообще не клинило, там случайно снизу старшина мой оказался и, когда комдив дверцу захлопнул, он отвёрточкой изнутри и поджал язычок. А для верности ещё и повис на ручке. Так что тут плотно переплелись случайность, везение и наличие в трюме Феди. Всё, как мы планировали, в общем.

– Да ты, сука, опасен!

– Ну а что? Надо же куда-то таланты свои прикладывать!

На парад Витя явился под мухой. Красивый, в начищенной шинели, блестящих ботинках и ослепительно белом кашне, но с выхлопом от улицы Ленинского комсомола и до улицы Колышкина.