О, видели бы вы лица тех прохожих! Не то, чтобы в военных посёлках они не привыкли к чудесам. Ещё как привыкли. Но всё-таки, – моряк в шинели и в шапке, натянутой до глаз, в огромных рукавицах едет на таком тоненьком (на фоне самого моряка) велосипеде и блаженно улыбается. Полы его шинели хлопают, как крылья летучей мыши (а у летучих мышей хлопают крылья?), а вокруг него не тает снег от перегара. Да от него вообще не пахнет перегаром. И сугробы – вокруг сугробы в уровень второго этажа, а тут-то и летом велосипеды только детские попадаются, да и то изредка, потому, что летом детей в тех посёлках почти и не бывает.
Отчего же, подумаете вы, он улыбался, раз был трезв, опустошён морально и вымотан физически? Ему, к тому же, было холодно, неудобно и в качестве клоуна не каждый готов найти своё применение. А оттого, ребята, что то самое чувство, про которое мы упоминали выше – пискнуло и испустило дух, как только Коля сел на велосипед, и не донимало его больше никогда. Другие донимали, безусловно, жизнь-то штука долгая (если повезёт), но вот это вот конкретное – ни разу больше.
И если спросить Колю, а был ли он в жизни счастлив, то он ответил бы утвердительно, среди череды моментов и событий, которые принято относить к этому ощущению, обязательно припомнив и ту поездку на велосипеде, который он потом и увёз с собой в Санкт-Петербург, не в силах с ним расстаться.
Ну что, подумали мы над моим вопросом? В смысле, нет? Ну я же вас просил. Как так-то, ребята? Думайте, давайте. Но если не хотите, или по работе там сильно заняты, то я вам скажу, так уж и быть. Ничего вам для счастья не надо – всё у вас есть. Разве что велосипеда не хватает.
Снег
В тот год не было первого снега. Тот, который неожиданно повалил в октябре, был слишком ранним даже для первого, и все с уверенностью рассуждали, что он точно растает и не ляжет. Доводы были разные, но один стальнее другого: личный опыт, народные приметы (даже тех народов, у которых снега отродясь не бывало) и желание отсрочить зиму придавали уверенности этим рассуждениям: первый снег тает всегда. Но снег никого не слушал, а может, и слушал, да просто (как я и предположил) не был первым. Он падал и падал… Сначала таял в жирной грязи дорог, на оставшихся жёлтых листьях и лип к подошвам. Потом покрыл всё трусливым тоненьким слоем и продолжил падать. Исчезли дороги, а после, укатанные машинами, появились вновь и стали неожиданно ровными и гладкими. Не то что летом. Исчезла тропа в сопках и долго ждала смельчаков, которые первыми пойдут по ней и пробьют дорогу в базу. Она всё ждала, а снег всё падал и падал, и пока только серые будни водили по ней за собой чёрные ночи.
В тех краях зима больше всего похожа на сказку: народа там живёт мало, ни фабрик, ни заводов – вообще минимум цивилизации, и снег лежит почти везде нетронутым и ярко-белым, накрывая себя поверху глухой тишиной. Именно из-за этой тишины и хочется зимой впадать в спячку; это весной или осенью тянет непременно куда-то бежать и срочно что-то делать, а зимой чем меньше движений, тем гармоничнее на фоне природы себя чувствуешь, – лёг, укутался, чай рядом поставил и всё – до мая меня не трогайте, будьте так любезны.
Когда снега навалило столько, что скрылись деревья и кусты, а брошенные машины в посёлке начали служить детям горками для катания на санках, стало очевидно даже самым упёртым консерваторам, что он уже точно не сойдёт и народные приметы в этот раз не сработали, и все смирились с неизбежностью. А с неизбежностью больше ничего сделать и нельзя.
– Вот поди ж ты, – бурчал второй в цепочке смельчаков, топчущих тропу, зам, – законы природы и то сбои дают!
– Не то что твои постановления пленумов, да? – оборачивался к нему старпом (всегда шёл первым – как определял тропу, никто понять не мог), – они-то нас никогда не подведут! Ой, что это я! Это же раньше было, а теперь-то их отменили за ненадобностью! Как жить? Как жить? Того и гляди небеса рухнут!
– И кто уже удивится?
– Боги?
– Даёшь ты! Один был – дедушка Ленин – и того свергли, а прочие давно уж померли. Как тебя к самостоятельному управлению кораблём допустили без знания основ мироздания?
– Так меня же допускали его уничтожать, а не постигать! Разные вещи же. А так да, повезло, что ни одного попа в приёмной комиссии не было, успел я проскочить, видишь, пока духовность возрождать не начали.
– Думаешь, начнут?
– Поспорим?
Остальная цепочка шла молча: на вершинах сопок снег, подчищаемый ветром, едва доходил до колена, но в низинах кое-где брели и по пояс. Старпому-то было нипочём, зам тоже из породы старых коней, а молодёжь дышала тяжело – особенно те, которые участвовали в мероприятии впервые.
– Ха! Вот она – Нерпичья! – крякнул зам, когда с вершины последней сопки открылся вид на дорогу к пирсам и сами пирсы с пока чёрными, как бельма, лодками на общем белоснежном фоне.
– Всё! – Старпом резко выдохнул и остановился. – Не могу больше!