Норито. Сэммё

Значение прецедента, наличие предшественников в прошлом ценились даже при отправлении послов. В указе № 56, при вручении мечей послам в страну Морокоси (Китай), говорится: «И не впервые гонцы посылаются. И раньше гонцы государевы в ту страну направлялись, и из той страны нам [посольства] присылали. Посему посылают вас как наследных преемников [тех гонцов]». Значение прецедента, придающее юридическую правомочность событию, происходящему теперь, надо думать, содержит и заклинательный аспект: как это удавалось раньше, так пусть удается и на этот раз.

В самом Китае идея пребывания на троне добродетельного государя тоже почти не выдерживалась, и чаще трон передавался от отца к сыну. Однако там эта идея в разные периоды оказывалась достаточно влиятельной и вызывала восстания и смуты. Император должен был пребывать в гармонии с силами Неба-Земли, управлять в соответствии с морально-философскими принципами, в согласии с волей Неба. По поведению народа и небесным знамениям можно было судить, хорош ли правитель.

В Японии же идея мандата Неба не привилась, хотя императрица Кокэн пыталась утверждать, что смещенный ею Дзюннин не обладает необходимыми для правления качествами и не получил согласия Неба. Количество смут и заговоров, пришедшихся на ее царствование, показало, что ее доводы были неубедительны для большинства, к тому же ее собственные буддийские пристрастия вызывали неодобрение дворцовых кругов, видевших в ее действиях ущемление власти аристократии.

Поэтому заговоры против Кокэн в основном опирались на синтоистские представления о власти и на архаическую магию в попытках свергнуть Кокэн и ее фаворита — буддиста Докё.

К несомненным результатам китайского влияния надлежит отнести возобновление в имперском ритуале танца госэти (указ № 9). Этот указ дает отсылку на императора Тэмму, который, «желая Поднебесную обустроить и выровнять, дабы между верхами и низами царили стройность и согласие… помыслил, что надобно две вещи учредить — ритуал и музыку». Однако скорее дело здесь в заимствовании с континента. Количество китайских контекстов древности и средневековья, посвященных государственной важности ритуала и музыки, ли и юэ, настолько велико, что их нет смысла цитировать. Тем не менее, эта китайская концепция наверняка была созвучна традиции местных обрядов и ритуальному сознанию японцев, послужив, таким образом, скорее формой мысли, чем самой мыслью.

В несколько ослабленном виде был усвоен и китайский принцип сыновней почтительности. В рамках сэммё мы видим почти лирическое уподобление отношений императора и вассалов семейным отношениям родителей и детей, однако оно чисто номинально, не имеет правовых аспектов, кроме поощрения «добродетельных жен, преданных мужей, почтительных сыновей и послушных внуков». Всего один раз проходит сравнение императора с родителем: «обустраивать и ласкать Поднебесную подобно тому, как родители дитятю слабого кормят и пестуют» (указ № 3). Та же императрица Кокэн выдвигает конфуцианские соображения в качестве одной из причин своего отречения: «и матушке нашей, императрице, о коей молвят с трепетом, не можем мы услужить, как полагается по закону родителей и чад их, и сердце наше ни днем, ни ночью покоя не знает» (указ № 23). (Эти соображения, впрочем, не помешали Кокэн постричься в буддийские монахини, «дом оставив», а через шесть лет после отречения сместить правителя, ею же назначенного, и занять его место под именем Сётоку.) В общем и целом, на период создания текстов сэммё конфуцианство, по-видимому, было адаптировано в формах, не угрожающих распадом системе правления тэнно. И все же в VII–VIII вв. тэнноизм претерпел ряд серьезных кризисов.

Здесь от мифологических и религиозных аспектов мы переходим к историческим событиям, также, разумеется, часто принимавшим религиозную окраску. Исторические сведения в объеме, необходимом для понимания текстов сэммё, даются в комментариях, здесь же будет говориться о наиболее существенных событиях и параметрах того периода истории, в течение которого складывались императорские указы «Сёку нихонги». При этом мы также предполагаем затронуть не весь комплекс связанных с этой темой проблем, а лишь ту часть, которая просматривается в сфере самих текстов сэммё.

Речь пойдет о некоторых обстоятельствах адаптации и становления японского буддизма в связи с царствованиями императора Сёму и особенно императрицы Кокэн (Сётоку), которую впредь мы будет именовать Кокэн, по имени, которое она носила в первый период своего владычества. В указах, сопровождавших эти два правления, особенно ярко виден скорее синкретический, чем синтетический характер культуры Нара, с ее драматическими событиями и сложным взаимодействием архаической подосновы с буддийскими, конфуцианскими и даосскими идеями.