«Нормандия-Неман»

Ситуация с тем, что в вопросах питания «механики были предоставлены сами себе», не подтверждается ими самими. В 1972–1974 гг. французский журнал, посвященный истории авиации «Икар», издал шесть номеров воспоминаний ветеранов «Нормандии-Неман». Второй из этих выпусков содержит множество воспоминаний механиков, в том числе и Раймона Троллье, который, собственно, и совершил этот поступок, когда французы съели кота, жившего в летной столовой. А также воспоминания механика командира «Нормандии» Жана Калобра, который пишет: «…одной из проблем был вопрос званий. Французские механики все были сержанты и старшины… тогда как у русских нас приняли как офицеров»[71]. Он принял это с неудовольствием, поскольку посчитал, что к офицерам русские относятся как к тем, кто умеет командовать, но не умеет работать.

Механики действительно были поставлены на довольствие как офицеры. Русская кухня им была не привычна, а в условиях 1942–1943 гг. СССР имел ограниченные возможности. Голодали многие на всей территории страны. Разница между рационами пилотов и механиков во время тренировок в Иваново была минимальна, если вообще была. Однако при передислоцировании на фронт летчики стали получать фронтовой паек, тогда как механики, как не принимающие никакого участия в боях, продолжали питаться как тыловые служащие. Несмотря на то, что уже в это время в «Нормандию» стали приходить посылки из Ирана. Но после вмешательства Мирлеса механики тоже стали получать фронтовой паек.

Главное недовольство вызывала каша, к которой вообще все французы так никогда и не привыкли. Могу понять. В моей жизни тоже был момент, когда в армии я не мог есть перловую кашу и за месяц похудел почти на 10 килограммов. Однако никоим образом не могу сказать, что меня в армии не кормили. Один мой приятель за то же время, на той же каше, значительно располнел. Поэтому обвинения в том, что механиков не кормили вообще, — неправомочны.

Французский технический персонал, как и летчики, тоже был разнороден. В основной массе это мобилизованные рабочие, жители французских ближневосточных колоний, довольные, что в военное время в армии им досталось безопасное место. Были среди них и такие, кто, как и летчики, бежали к де Голлю сражаться за родину и, не имея летных навыков, были зачислены механиками. Многие из них не являлись добровольцами и были отправлены в СССР в приказном порядке, как уже упоминавшийся нами Жан Калобр, который отказался ехать в СССР, но был вынужден уступить приказу, поскольку Жан Тюлян хотел взять с собой своего механика.

Изначально многие не имели мотивации воевать, да еще в России. Незнакомые с российскими холодами, дорогами, питанием, они попали в ситуацию морального дискомфорта, из которой большинство не смогло выбраться.

Не считая других причин, в частности, технической подготовки. Из 40 французских техников 17 набирались как бортстрелки. Из остальных — 12 были новичками и не имели подготовки. Кроме того, если летчики демонстрировали отсутствие дисциплины в воздухе, то механики — на земле.

В апреле 1943 г., в самом начале боев, командир механиков лейтенант Мишель писал в рапорте во французскую миссию в Москве: «Из общего числа механиков „Нормандии“ только 15 имеют достаточную квалификацию. Лейтенант Дюпра и я, мы сами вынуждены заниматься подготовкой самолетов к вылетам». Личные характеристики некоторых содержали рекомендации к отправке из СССР[72]. Это уже в апреле 1943 г.

Механики стали доставлять проблемы сразу по прибытии в Россию. Еще до получения удостоверений личности двое из них самовольно отправились за пределы части без документов. Они были задержаны милицией и доставлены через два дня, после того как была установлена их личность. Эти два дня они провели в подвале ивановской комендатуры. К их счастью, они не были расценены как шпионы. По возвращении в «Нормандию» они провели еще по 4 дня в подвале ивановского Дома офицеров, где жили летчики. Жан Тюлян был крут в гневе.

После размещения «Нормандии» в Полотняном Заводе произошел схожий случай. Один из механиков во время боевых вылетов провел несколько дней с жительницей соседней деревни, за что был отправлен на гаупвахту на восемь суток. Любопытно, что если верить Иву Курьеру, то в момент, когда его забирали солдаты советского комендантского взвода, он кричал: «Товарищи! Французские буржуи оговорили коммуниста!»[73] Потребовалось вмешательство лейтенанта Кунина.