Нормандский гость

– Дважды глупец! Ему надлежало изобличить и наказать ее, а он обрушился на Карла. Но всем понятно было, что он просто нашел удобный повод.

– Карлу надлежало держать язык за зубами.

– Сам того не понимая, Лотарь подвел черту под династией, – отвечая скорее своим мыслям, нежели Герберта, медленно, нажимая на каждое слово, произнес Адальберон. – С двумя королями пришлось бы потягаться, один же – всего лишь пациент Фортуны.

– Понимаю, Карлу уже не быть королем, но ведь Людовик еще столь юн, – возразил Герберт, – поэтому стоит ли сгущать краски? Впрочем, – добавил он немного погодя, пристально глядя на наставника, – возможно, вы и правы, ваше преосвященство. Я исхожу из решения, которое Людовик принял в отношении вас.

Архиепископ отвернулся. Взгляд его словно остекленел.

– Он не остынет, даже несмотря на мир. Я знал это, поэтому не жду ничего хорошего. Суд на время отложен, но всё же состоится.

– Да, в Компьене, восемнадцатого мая. Таково решение короля.

Адальберон повернулся: лицо бледное, взгляд потухший:

– Что оно сулит мне, как думаешь, Герберт?

– Он по-прежнему считает вас предателем и настроен весьма решительно. Хорошо, если обойдется изгнанием. Но я опасаюсь худшего. Замечаю, на меня он тоже косится. Упаси бог, узнает о наших свиданиях, не миновать тогда и мне кары.

– Непременно узнает. Оба графа, мои стражи, желая выслужиться, донесут ему. Ты ходишь по краю обрыва, Герберт, вот-вот сорвешься. Но к тебе он будет более милостив, если только до этого ты не исчезнешь сам, найдя убежище либо под платьем Феофано, либо под далматикой папы[6].

– Я не покину вас, ваше преосвященство!

– Даже под угрозой топора? – криво усмехнулся Адальберон. – Можешь не отвечать. Человек слаб, самосохранение – его первейший долг.

– Я все же возлагаю большие надежды на переговоры в Монфоконе. Протянув один другому руку дружбы, вряд ли император и король франков не пойдут при этом на некоторые уступки. Скажем, Оттон закроет глаза на захват Вердена, а Людовик не станет лютовать по отношению к реймскому архиепископу.

– Все это так, если бы суд не состоялся раньше. И не дороже ли для империи Верден, нежели моя голова?

– Я говорю лишь «предположим»… – слабо возразил ерископ.

– Что касается мира, то я в это не верю, – твердо сказал Адальберон. – Достаточно знать неуравновешенный характер Людовика, как, впрочем, и его отца. Сегодня для них мир, а завтра снова война. Таковы франки: любят нарушать ими же подписанные договоры.

– Полагаете, соглашение обернется всего лишь пустым звуком? Эхом в горах или усыпляющим воем сирен?

– Верь мне, Герберт, этот мир будет шит белыми нитками, пока… – архиепископ замолчал, сжал губы, сощурил глаза.

– Пока что? – осторожно спросил наперсник.

Адальберон кольнул взглядом и склонился ближе, тихо выдавив сквозь тонкие губы:

– Пока не исчезнет один из двоих, подписавших этот договор. Ты понимаешь, о ком я.

Герберт отшатнулся, глаза его округлились. Дрожащим голосом он пробормотал, не сводя взгляда с наставника:

– Но ведь это означает… Дьявол забери мою душу… – Герберт, поперхнувшись, осенил себя крестом. – Ведь он последний! Другого Каролинга нет!

– Только так мы сможем уберечь наши с тобой головы от безжалостного приговора Немезиды, – жестко ответил архиепископ. – Дело зашло слишком далеко, ты не можешь этого не понимать.

– А его дядя? – вспомнил Герберт. – Ведь именно ему будет на руку это… – он запнулся, подбирая слово, – этот переворот! Кто как не он сядет на трон? Ведь его провозгласили королем! Это было в Лане во время ответной акции Оттона на поход Лотаря.

– Провозгласить – не значит помазать, – назидательно молвил Адальберон. И добавил: – Карл Лотарингский никогда не станет королем.

– Значит, и он тоже… наш враг?

– Напротив, первый друг! Именно с его помощью надлежит устранить Людовика.

– Но ведь тот – его племянник, причем любимый! Как же Карл сможет пойти на такое?

– Дорога к трону испокон веков застила глаза и не таким, как герцог Лотарингский. Надо пообещать ему корону, тем более, что первые шаги к этому уже были сделаны.

– Но ведь вы сами говорили, что ему не быть королем.

– Я же сказал – только пообещать. Однако действовать надо тонко, чтобы не наломать дров. Прощупать его, обнюхать со всех сторон, узнать, чем он дышит, – вот отныне твоя задача, Герберт. Посули ему одобрение и защиту папы и империи, а также всё, о чем он попросит. Посулы твои всё одно унесет ветер. И помни, времени у тебя в обрез: до суда уже недолго осталось.

– Но что, как он мыслит иначе? И не удастся мне нащупать нужную жилу?

– Тогда сам принимайся за дело. Помощников у тебя будет предостаточно: епископы Ланский, Льежский, Рейнский, Камбре, мой брат, племянник… назвать еще? И торопись, Герберт, не медли.

– Однако как же все это устроить? – терялся в догадках Герберт. – Людовик никуда не выходит из дворца, а охраняет его сам Геркулес!

– Это еще кто?

– Гигант из Нормандии, сын герцога Ричарда. Ловок, как Гермес, и силен, как Антей. Ударом кулака пробивает дыру в заборе.