Нормандский гость

– Еще немного, и было бы поздно, – сказал Можер, обращаясь к Гуго. – Когда свернется кровь, сердцу ее не погнать. Всё решали мгновения.

– Хорошо, что ты не послушал монаха, – сказал Гуго, кладя ему руку на плечо. Потом нахмурился, убрал руку. – А я… и мы все… ведь я чуть было не потерял своего мальчика.

Глаза его увлажнились, и он вновь стал глядеть на сына.

– О чем вы таком говорите, я ничего не пойму, – пробормотал юный герцог. Потом потрогал руками грудь. – И здесь у меня ноет… кажется, будто кто-то хотел переломать мне ребра.

Гуго красноречиво посмотрел на Можера.

– Это я ломал тебе грудь, мой юный друг, – ответил тот.

– Зачем?

– Чтобы запустить сердце, ведь оно у тебя остановилось.

– И ты его запустил?

– Как видишь, – с улыбкой ответил нормандец, – а потом вдохнул в легкие воздух, ведь в них была вода. Так делали мои предки.

– Это молитва спасла, – сладко заверещал рядом монах. – Господь Бог услышал ее и даровал тебе жизнь. Если бы не это, бесы одолели бы твою душу и утащили тело. Святая церковь учит…

– Замолчи, монах! – вскричал Гуго, вставая. – Клянусь прахом отца, если ты скажешь еще слово, я сам затащу тебя на глубину и буду держать в воде до тех пор, пока дьявол не заберет тебя к себе. И тогда уже ни один бог не поможет.

– Это святотатство, я пожалуюсь епископу, – пролепетал монах.

– Епископу? Любовнику? – выступил вперед Людовик, грозно сдвинув брови. – Не много ли на себя берешь, монах? Или хочешь, чтобы твоя и его головы лежали в одной корзине, как и голова архиепископа Адальберона, которую я прикажу отрубить!

Монах побледнел, сжался и больше уже не вымолвил ни слова.

– Зачем же ты заплыл так далеко? – спросил Гуго сына. – Ведь еще не слишком хорошо плаваешь. Кто тебя надоумил?

– Никто, я сам, – потупил взгляд Роберт.

– Всему виной фрейлины, – сказал Карл. – Я был неподалеку и все видел. Когда ваш сын стал уже возвращаться, они закричали, что, наверное, он совсем плохо умеет держаться на воде, коли проплыл так мало. Вот он и повернул снова от берега.

Гуго, нахмурившись, недобро поглядел на Альбурду и Магелону. Те взмолились, едва не плача:

– Простите, ваша светлость! Мы ведь не думали, все это в шутку. Если бы знали… Но мы больше никогда… клянемся!

– Прочь с глаз моих, негодные!

Обе мигом исчезли, притаившись за спинами подруг.

Роберт, пошатываясь, поднялся, за ним Можер.

– Скажи, отец, – спросил мальчик, – как вышло, что я оказался на берегу? Бог вытащил меня из воды?

Гуго улыбнулся, подойдя к нормандцу, обнял его:

– Спроси об этом у своего брата, мой мальчик. Лучше него никто не объяснит.

Роберт перевел взгляд на Можера.

– Я нашел тебя на дне, малыш, холодного, как душа у этого монаха, – стал рассказывать тот. – Признаюсь, нелегко было бороться с водорослями, которые уже крепко опутали твои ноги. Пришлось для этого нырнуть во второй раз. Потом я тебя поднял, мы выплыли на поверхность и очутились на берегу. Вот, собственно, и все.

– Значит, – мальчик, казалось, никак не мог поверить в такое невнимание к нему небесных сил, – это не Бог спас меня?

– По-моему, ему было на это ровным счетом наплевать, – усмехнулся Можер.

Роберт долго молчал, то ли пытаясь осознать случившееся, то ли не находя слов. Наконец спросил:

– Ты так хорошо умеешь плавать? Ведь тебе пришлось грести одной рукой!

– Я норманн, сынок. Наша родина – берег моря. Едва начав говорить, мы сразу же лезем в воду. Викинг без моря – что зверь без леса. Ну, теперь тебе понятно?

– Выходит, это ты спас мне жизнь?

– Пустяки, малыш, – махнул рукой Можер, чуть улыбнувшись. – На моем месте так поступил бы каждый.

– Но ведь никто не стал нырять! Один ты.

Нормандец пожал плечами. Хотел ответить, но замялся: слов не находилось. Но нашел-таки, проговорил негромко:

– Ты жив, вот и слава богу. Значит, все хорошо. А теперь обними отца, видишь, он ждет не дождется, чтобы прижать тебя к сердцу.

Но Роберт не двигался с места. Он подошел к Можеру и долго смотрел в его глаза. Окружающие, глядя на них, не проронили ни звука. Фрейлины захлюпали носами.

И в наступившей тишине, которую не посмел нарушить даже король, Роберт громко и отчетливо произнес:

– Граф Нормандский, сын герцога Ричарда, друга нашей семьи! Ты спас жизнь Роберту, сыну герцога франков, и он готов сказать тебе, что он, то есть я… – мальчик внезапно смутился, но тотчас продолжил: – Я никогда не забуду этого, славный Можер! И помни отныне, я у тебя в долгу.

Потом подошел Гуго и протянул нормандцу руку:

– Знай также, храбрый норманн, что и я у тебя в долгу, ведь ты вернул мне сына. Помни, где и что бы с тобой ни случилось, ты всегда можешь рассчитывать на мое покровительство и искреннюю дружбу. Это сказал герцог франков, сын великого Гуго. Пока же в знак благодарности позволь мне тебя поцеловать.

И они расцеловались на виду у всех.

И никто при этом не видел выражения лица королевы-матери. Прислонясь к дереву и держа в руке платок, она смотрела на Можера глазами матери, к которой только что, после долгого отсутствия, вернулся ее горячо любимый сын.

Нормандец поглядел на нее и хотел уже подойти, как его взял за руку король: