Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

Я довольно быстро разыскала Хельгу в столовой, где она что-то прохладно-вежливо растолковывала двум новым буфетчицам, полькам по национальности. С разбегу я почти бросилась на шею ошарашенной до внезапной немоты старшей медсестре. Едва ли не захлебываясь совершенно не подходящими моему темпераменту стандартно-лаконичными и бесстрастными фразами на норвежском моего уровня, я постаралась описать внезапно свалившееся на меня счастье. Вскоре Хельга сильно потеплела голубыми, как незабудки, глазами и пообещала свое всяческое содействие в вопросе столь скоропостижной выписки. Даже лишь четыре дня назад приступившие к работе в кантине норвежского санатория польки-славянки расцвели и похорошели удивительнейшим образом прямо на глазах. Они даже пожелали мне на ломаном русском огромного счастья и любви.

Свою психологиню Марит я так и не сумела разыскать, верно, она поменяла смену. Зато вместо нее попался старший врач Ойвин: высоченный, худой, рыжий, лопоухий, смешной и бесконечно добрый мужчина, что было даже гораздо лучшим вариантом. Огненно-рыжий и страшно веснушчатый Ойвин, так в моем понимании похожий на цветок подсолнуха, как я и думала, быстро согласился со всеми моими доводами и аргументами, пообещал по-быстрому сочинить все необходимые при выписке бюрократические бумаженции и надобные мне лично переслать по электронной почте не позднее, чем в понедельник.

Такой всегда милый, совсем как вовсю за окном ликующий, по-свадебному белоснежный месяц май, старший психоаналитик также поздравил меня с успешным завершением курса когнитивной терапии и, он надеялся, окончательным избавлением от симптомов невротической депрессии и психо-травматического стресс-синдрома. Его я на радостях тоже чмокнула в однодневную щетину на щеке, отчего бедный застенчивый доктор даже проалел всеми своими многочисленными веснушками, как автомобильная эстакада – дорожными огнями.

В комнатке я живехонько покидала в большую дорожную сумку свое «приданое», не особо заботясь о его смятости и системности расположения, то бишь элементарном порядке – получилось «тряпка на тряпке», зато быстро. Уже уходя навсегда, я все же на секундочку остановилась бросить прощальный взгляд на дрожащее в лунном свете душистое серебро приветливой сирени, даже через окно протягивающую мне ветви для прощального дружеского рукопожатия. Бесшумно восходила почти полная луна, мистически колыхались прозрачные майские тени, зеркало в слегка облупившейся белой раме одобрительно мне подмигнуло. Ну вот и все! Прощай, прощай, моя разом притихшая обитель. Теперь обо всем неприятном следует хорошенько забыть. Теперь все совершенно изменится и станет невероятно хорошим. Теперь только вперед, Вероника!

И на самых, какие только бывают, раздутых парусах полетела я к новому, а, вернее, к старому, но уже хорошенько подзабытому, а, вернее, мною же самой глубоко затурканному в самые глубокие норы подсознания семейному очагу. Домой, домой, домой! Надо же, я опять стану жить дома. Вот ни за что бы не поверила, если бы кто такое мне предсказал два дня назад. А впереди уже виделись моим глазам так радующие очертания всепроходного надежного джипа и две темнеющие фигурки: одна большая и одна поменьше; два силуэта на фоне существующего в это мгновение лишь в моем воображении невероятно огромного солнечного диска; два серебристо-черных миража вполне реально двинулись мне навстречу, чтобы помочь донести сумку.

Глава 52

Как радостно, как покойно и тихо мне было дома. Прошло всего лишь пять дней, как я вернулась из санатория, а такое было чувство, будто бы сначала умерла, а сейчас вновь родилась на этот свет совершенно новой и иной, хотя и с полной памятью о своей прежней жизни. То, однако, была вовсе не эмоциональная: иногда восторженная, а иногда горечью саднящая память, а скорее приятное, спокойное и благодарное воспоминание о некогда прочитанной глубокой и умной книге.

И по-прежнему улыбались мне в доме загадочным своим мерцанием вращающиеся позолоченные часы-купол, белоснежная наяда из алебастра, внешне напоминающая меня и за время моего отсутствия лишившаяся одной руки и куска постамента, ласковым и приветливым движением-изгибом вперед оставшейся руки от всей русалочьей души приветствовала хозяйку по возвращении. Подросшее деревце драцены по-дружески старалось коснуться меня своими плотными, мечеобразными листьями; даже художественные пейзажи суровых норвежских красот здорово смягчили, казалось, изображаемые погодные условия.

Я замерла, явственно почувствовав, как предельно мягкая, струящаяся перламутрово-золотистым сиянием, глубоко спокойная, безмятежно сладостная энергия неслышно вливается в мои поры, кожу, душу, голову, грудь, сердце в эти удивительные, чудесные, тихие дни. Вправду, видимо, говорят мудрые люди, что лучшая из судеб – это жить в полном ладу с самим собой и с окружающим миром.