Норвежские сказки

«Что тут такое делается?» — спросил жених, озираясь вокруг. Серебро стояло по-прежнему на столе, но все чудесные кушанья превратились в мох, в поганки, в мухоморы, коровий помет, лягушек и тому подобное. «Что это все означает? — продолжал жених. — Ты сидишь одетая, точно к венцу!»

«Что же ты спрашиваешь? — говорит невеста. — Сам сидел со мной все время и о свадьбе толковал».

«Нет, вот теперь это я, — сказал он, — а давеча, верно, кто-нибудь надел на себя мою личину».

^{…взглянул он вверх, на гору, откуда скатился клубок, а там сидит девушка и шьет.}

Тут и невеста стала понемногу приходить в себя, но долго еще не могла совсем оправиться. Она рассказала, как все было, как ей казалось, что вокруг нее все родные и знакомые. Жених сейчас же взял ее с собой домой, а чтобы с нею опять не случилось какого колдовства, сейчас же и обвенчался с нею, пока она была еще в этом наряде. Венец и весь наряд и теперь еще сохраняются там в селении, в Мельбустаде.

— А я слыхал, что это было в Вальдерсе! — сказал я.

— Нет, это было, как я говорю, в Галланде, а в Вальдерсе вот что случилось, как я слыхала.

Была тоже на сэтере одна девушка из Вальдерса, по имени Барбро. Раз сидит она за работой и вдруг слышит — далеко на горе кто-то кричит:

«Король Хокен, король Хокен!»

«Я!» — крикнул король Хокен так, что гул пошел по всем горам.

«Король Хокен, сын мой, хочешь жениться?» — крикнул тот же голос издалека.

«Хочу! Только на Барбро, которая пасет и работает тут на сэтере!»

«На ней! На ней!» — ответил голос, и Барбро так перепугалась, что не знала, как ей быть.

Вдруг, к ней в хижину входят один за другим люди с серебряными подносами и блюдами с кушаньями и питьями, несут ей платье и все уборы, венец, серьги и брошь. Накрыли столы, нарядили ее, — она и слова сказать не могла.

У этой девушки тоже был жених, и он как раз охотился в горах. Только вдруг на него напал такой страх, что его так вот и потянуло пойти поглядеть, что с невестой. Поднялся туда, смотрит — у хижины видимо-невидимо черных лошадей в старинной сбруе и седлах. Он сразу понял в чем дело, подкрался и заглянул в щелку: король Хокен сидит с невестой, а та в полном наряде.

«Теперь осталось только отвести глаза невесте!» — сказала одна из подружек.

Тут парень понял, что медлить нечего, взял старинную, полученную в наследство серебряную пуговицу, зарядил ею ружье и застрелил короля Хокена. Тут все гости вскочили, схватили короля и унесли. Кушанья превратились в червей, в мухоморы, в лягушек, которые соскочили с блюд и попрятались в щелях и трещинах. Только и осталось, что наряд невестин да одно серебряное блюдо; они и посейчас хранятся в доме.

^{Он сразу понял в чем дело, подкрался и заглянул в щелку.}

Берта рассказала еще много историй. Наконец снег заскрипел под полозьями саней, и у дверей зафыркала лошадь.

Я сунул Берте в руку несколько монет за ее лечение и беседу и через четверть часа был дома. Примочки из уксуса и холодной воды скоро вылечили мою ногу. Когда же Берта пришла в кухню и стала хвастаться, что это она виновница моего быстрого выздоровления, дети не выдержали, прокричали ей в уши заклинание, которое я сообщил им, и стали спрашивать ее, неужели она может верить, что рюмка водки и такая вздорная болтовня исцеляют болезни. Это поселило в ней недоверие ко мне, и она хоть и не раз еще рассказывала мне разные чудесные истории, но уж ни за что больше не хотела сдаваться на мои хитрые уговоры приподнять передо мной краешек завесы, скрывавшей ее знахарские тайны.

Кузнец, которого побоялись впустить в ад

В дни земного странствия Св. Петра зашел он к одному кузнецу. Кузнец продал душу черту и через семь лет обязался отдать ее, если черт сделает его за это время кузнецом из кузнецов. Под договором и черт и кузнец оба подписались. Вот кузнец и надписал над дверями кузницы большими буквами: «Кузнец из кузнецов». Петр пришел, увидел вывеску и зашел к кузнецу.

— Кто ты? — спрашивает у кузнеца.

— Прочти над дверями! — говорит кузнец. — Да может быть, ты неграмотен? Так подожди кого-нибудь, кто тебе прочтет.

Петр не успел еще ответить, как подъехал человек на лошади и велел кузнецу подковать ее.

— А не могу ли я подковать? — говорит Петр.

— Попробуй! — говорит кузнец. — Уж так не испортишь, чтобы я поправить не мог.

Петр взял, отнял у лошади одну ногу, положил копытом в горн, раскалил подкову докрасна, потом забил гвозди и опять приставил ногу к лошади. Покончив с одной ногой, Петр взял другую переднюю и с нею то же сделал; потом взялся за задние ноги, сначала за правую, потом за левую, положил их в горн, раскалил подковы добела, забил гвозди и приставил ноги к месту. Кузнец стоял и смотрел.

— Ты таки недурной кузнец, — говорит Петру.

— Ты думаешь? — говорит Петр.

Немного погодя пришла мать кузнеца звать его обедать. Старая она была, сгорбленная, вся в морщинах, еле ноги таскала.