Норвежский детектив

Теперь дальше, — продолжал я. — Мы, разумеется, можем верить, что все улики, найденные в усадьбе Фьёсеид, однозначно свидетельствуют против Марселы. Она выпрыгнула из окна комнаты, где была заперта. С шестиметровой высоты. Значит, дескать, она действовала в состоянии аффекта. А Кольбейн Фьелль был убит в супружеской постели, да к тому же кухонным тесаком. Эти факты можно истолковать в пользу версии, что убийство совершено женой. Кроме того, она была перепачкана кровью, когда ее увидел почтальон. И отпечатки ее пальцев найдены на орудии убийства. Но что все это доказывает? Да ровным счетом ничего. Ничего иного, кроме того, что, просидев взаперти, возможно, целые сутки, она почувствовала желание непременно выбраться на волю. Может быть, по той простой причине, что ей понадобилось в уборную. И может быть, когда она обнаружила труп, первым ее побуждением было посмотреть, а вдруг муж ее еще жив — отсюда вся эта кровь на ней. Ну а об отпечатках пальцев и говорить не приходится, ведь орудие убийства было взято из ее кухни.

А теперь Бьёрн Уле Ларсен, — развивал я свою мысль. — В этом случае большинство из нас тоже верит в официальную версию. Но никто не может дать более или менее вразумительного объяснения, почему Бьёрн Уле лишил себя жизни. Все его знакомые утверждают, что он не походил на человека, склонного к самоубийству. Верно, люди, задумавшие самоубийство, могут вести себя странно, я и сам об этом много слышал, но с какой стати у него в кабинете, где никаких других не относящихся к работе вещей не было, случайно оказалось полтора метра зеленого нейлонового шнура? И почему он несколько часов просидел за домашним заданием по программированию, а самоубийство совершил уже после возвращения Леонарды домой? А что касается компьютера, что с точностью до сотой доли секунды может показать время, когда он умер, то на этот счет у меня есть большие сомнения. Наверняка существуют возможности перехитрить этот зловредный электронный мозг, в том числе и университетский банк данных. И еще, почему Бьёрн Уле держал в телячьем закуте в коровнике сейф, в котором до самого последнего времени что-то хранилось, а теперь нет ничего? И о котором Леонарда даже не слыхала?

Теперь Рагнар Мюрму, — продолжал я. — Клуб знакомств «Филконтакт» и бюро путешествий «Exotic Travels» с уточнением «Бюро путешествий Люндаму». Не знаю, какую роль они играют, но именно здесь сходятся нити этих двух убийств. Так или иначе. Мы знаем, что Кольбейн Фьелль и Бьёрн Уле Ларсен встречались в Маниле. Но мы не знаем, встречались ли они потом здесь, в Норвегии. Так же как не знаем, встречался ли кто-то из этих двоих с другими участниками поездки в Манилу.

Поэтому, — закончил я, — я раздобыл список всех, кто был в этой поездке.

Я взял в руки письмо в узком конверте. На внешней его стороне красовался штамп Главного управления уголовной полиции в Осло.

— Шестьдесят четыре человека, — сказал я. — Один из них сам Мюрму. Кроме того, Кольбейн Фьелль и Бьёрн Уле Ларсен. Плюс Туре. Из шестидесяти оставшихся девять живут в Тронхейме. Еще пятнадцать — в других районах Трённелага. Остальные в разных концах страны. Одного из девяти, что живут в Тронхейме, я знаю. Что до других, Туре, я попрошу твоей помощи.

— Этим должна заниматься полиция, — заявил Педер.

— Согласен, — поддержал его Туре. — Одно дело дать машину и совсем другое — вмешиваться в чью-то личную жизнь. Можешь на меня не рассчитывать.

— Разумеется, этим должна заниматься полиция, — согласился я. — Но ведь она не занимается.

Педер пожал плечами. Потом он замер. И воскликнул с улыбкой:

— Лассе!

— Лассе? — удивился я.

— Я все сидел и думал о том, что ты говорил о подключений к университетскому банку данных, — объяснил Педер. — Лассе Квендорф. Вот кто нам нужен!

Я похлопал его по плечу.

— Иногда, — сказал я. — Иногда, Педер, в тебе просыпается гениальный следователь.

15

Высотные здания никогда не были характерны для жилой застройки Тронхейма. В начале шестидесятых годов предполагалось реконструировать большую часть центра, снести деревянные дома и на их месте возвести бетонные башни для жилья. Было предпринято несколько робких попыток осуществить этот проект, но в конце концов победила другая линия: строительство невысоких блочных домов на бывших полях Стринда и Тиллера и частично Бюнесета и Лейнсгранда — тех четырех сельских районов, что в 1964 году вошли в границы города. Мощные выступления общественности в начале семидесятых годов привели к тому, что на южных и восточных окраинах возникло множество крупных и маленьких кварталов, в то время как центр в основном сохранил свой прежний облик. Бывшим сельским районам повезло в этом смысле не так сильно, хотя защитники окружающей среды энергично протестовали против уничтожения этих ландшафтов.

Ромулшлиа как раз один из таких кварталов, меньше чем в четверти часа езды на автобусе из центра. Прямо посреди бывшего поля высятся три двенадцатиэтажные башни в окружении невысоких домов более новой застройки.