Норвежский лес

– Извини, – сказала Рэйко. – Страшно… мне. Давно этим не занималась. Я сейчас как семнадцатилетняя девчонка – пришла в общагу к парню, а он раздел ее догола.

– А мне кажется, будто я действительно насилую семнадцатилетнюю.

Я вставил палец в эту «морщину», я целовал шею и уши Рэйко, пощипывал соски. Когда ее дыхание участилось и тихонько задрожало горло, я раздвинул ее стройные ноги и медленно вошел внутрь.

– Как, нормально? Только смотри, чтобы я не забеременела, – тихо сказала Рэйко. – Стыдно в таком возрасте ходить с животом.

– Все в порядке. Можно не беспокоиться.

Пенис вошел до упора – она задрожала и вздохнула. Лаская ее, нежно поглаживая по спине, я сделал несколько движений и вдруг кончил. Стремительная, безудержная эякуляция. Я прильнул к Рэйко, и в эту теплоту из меня несколько раз вырвалась сперма.

– Не удержался… – сказал я.

– Дурашка, не забивай себе голову, – шлепнув меня по заду, сказала Рэйко. – Или ты думаешь об этом всякий раз, когда спишь с девчонками.

– Ну… да.

– Пока ты со мной, можешь не думать. Забудь. Кончай, сколько и когда захочешь. Как настроение? Лучше?

– Намного. Поэтому не утерпел.

– И не нужно терпеть. И так нормально. Мне тоже было очень хорошо.

– Я вот что думаю…

– Что?

– Еще не поздно в кого-нибудь влюбиться. Рано ставить на себе крест.

– Я подумаю… об этом, – сказала Рэйко. – Интересно, в Асахикаве люди занимаются любовью?

Немного погодя я опять ввел отвердевший пенис. Рэйко вдохнула и зашевелилась подо мной. Обняв ее, я потихоньку двигался и разговаривал с ней обо всем на свете. Как это было замечательно – разговаривать, находясь у нее внутри. Я шутил, она прыскала, и сотрясения ее тела передавалась пенису. Мы долго лежали обнявшись.

– Так очень приятно.

– Двигаться тоже неплохо.

– Ну-ка попробуй…

Обняв ее за талию, я вошел до самого упора и начал вращать телом, кайфуя от этого ощущения, и в завершение всего с наслаждением кончил еще раз.

В конечном итоге, меня хватило в ту ночь на четыре раза. После четвертого Рэйко, закрыв глаза, глубоко вздохнула, и ее тело несколько раз едва заметно сотряслось.

– Мне до конца своих дней можно больше этим не заниматься, – сказала Рэйко. – Ну, скажи? Пожалуйста? Мол, успокойся, ты исчерпала свою долю оставшейся жизни.

– Кто знает? – сказал я.

Я предлагал полететь на самолете – и быстрее, и удобней, но Рэйко настаивала на ночном поезде.

– Мне нравится паром Аомори-Хакодатэ[64]. Не хочу я лететь, – сказала она.

Я проводил ее до станции Уэно. Она держала в руке гитарный чехол, я – дорожную сумку. Сидя на платформе, мы дожидались поезда. Она была в том же, в чем приехала в Токио, – твидовый пиджак и белые брюки.

– Как ты считаешь, Асахикава – не сильно плохой город?

– Асахикава – хороший город.

– Серьезно?

Я кивнул.

– Я напишу.

– Мне нравятся твои письма. Хотя Наоко их все сожгла. Такие хорошие были письма.

– Письма – всего лишь бумага, – сказал я. – Жги их, не жги, что должно остаться – останется, что нет – то нет.

– Если честно, мне… очень страшно. Ехать одной в Асахикаву. Поэтому пиши, ладно? Читаешь твои письма – и кажется, будто ты всегда рядом.

– Раз так нравятся, напишу, сколько угодно. Хотя можно не беспокоиться. У такого человека, как Рэйко, все будет нормально.

– Вот еще что. Такое ощущение, будто внутри у меня что-то переворачивается. Или это иллюзия?

– Остаточные воспоминания, – хмыкнул я. Она тоже засмеялась.

– Не забывай меня.

– Не забуду. Никогда.

– Пожалуй, мы с тобой больше не встретимся, но где бы я ни была, всегда буду помнить тебя и Наоко.

Рэйко посмотрела мне в глаза. Она плакала. Я не удержался и поцеловал ее. На нас глазели какие-то пассажиры, но мне уже было все равно. Мы живы и нам нужно думать только о том, как продолжать жить дальше.

– Будь счастлив, – сказала на прощанье Рэйко. – Я… посоветовала тебе все, что могла. Больше мне сказать нечего. Кроме одного – будь счастлив. Будь счастлив за нас троих: меня и Наоко.

Мы пожали руки и расстались.

Я позвонил Мидори и сказал:

– Мне очень нужно с тобой поговорить. Мне есть, что тебе рассказать. Мне многое необходимо тебе рассказать. Мне никто не нужен в этом мире, кроме тебя. Хочу встретиться с тобой и поговорить. И начать с тобой все с самого начала.

Мидори долго молчала на том конце провода. Длилась такая тишина, словно во всем мире над всеми лужайками моросит дождь. Все это время я стоял с закрытыми глазами, упершись лбом в стекло телефонной будки. Наконец Мидори прервала это молчание.

– Где ты сейчас? – тихо спросила она.

Где я сейчас?

Держа в руке трубку, я поднял голову и осмотрелся. «Где я сейчас?» Но я не знал, где. Даже не мог представить. Что это за место? В моих глазах отражались лишь бесчисленные фигуры бредущих в никуда пешеходов. И только я продолжал взывать к Мидори из самой сердцевины ниоткуда.