Норвежский лес

За окном расстилается широкий сад, в котором собираются все окрестные коты. Когда есть время, я заваливаюсь на веранде и смотрю на них. Сколько их там — не знаю, но много. Они греются на солнцепеке и, похоже, не обращают на меня никакого внимания. Положил им черствого сыра — подошли и с опаской съели. Думаю, вскоре я с ними подружусь. Среди них есть один полосатый кот с надорванным ухом. Так вот, он на удивление похож на коменданта общежития. Кажется, вот-вот начнет в саду флаг подымать.

Добираться до института мне сейчас дальше, но когда начнется специализация, утренних лекций поубавится, к тому же, проблемы тут вообще нет. Наоборот хорошо — в электричке можно не спеша читать книги. Осталось только найти в районе Кичидзёдзи какую-нибудь нетяжелую работенку на три-четыре дня в неделю. И я смогу вернуться к привычной жизни и буду каждый день заводить пружину.

Не хочу торопиться с выводами, но весна для меня — пора года, подходящая для начинаний, и мне кажется, будет лучше всего, если мы сможем с апреля начать жить вместе. Глядишь, ты восстановишься в институте, а если у нас в совместной жизни возникнут сложности, можно поискать для тебя поблизости квартиру. Самое главное — мы сможем всегда быть рядом. Конечно, не значит, что для этого необходима весна. Если захочешь летом, пусть будет лето. Нет проблем. Ответь мне, что ты об этом думаешь.

Я намерен серьезно поработать, чтобы собрать деньги на переезд. Самостоятельная жизнь потребует немало разных расходов. Нужно купить всякие кастрюли, посуду и прочую утварь. Но к марту я освобожусь и хочу с тобой встретиться. Сообщи, когда лучше всего? Я подгадаю день и поеду в Киото. С надеждой на встречу. Жду письма.

Затем два-три дня я понемногу покупал в Кичидзёдзи все необходимое для жизни, и начал готовить дома простую еду. В соседнем магазинчике стройматериалов купил доски, которые мне там же распилили, и своими руками сделал рабочий стол, за которым же первое время и обедал. Сделал себе полки, купил приправы. Ко мне прибился полугодовалый белый котенок, я начал его подкармливать и назвал Чайкой.

Покончив с приготовлениями, я выбрался в город, где нашел себе подработку в магазине красок и проработал две недели помощником маляра. Деньги платили хорошие, но сама работа оказалась тяжелой — голова кружилась от запаха ацетона. После работы я ужинал в ресторанчике «Ичидзэнъя», пил пиво, возвращался домой, играл с котенком и засыпал как убитый. Прошло две недели. Наоко не отвечала.

Как-то, орудуя кистью, я внезапно вспомнил о Мидори. Если подумать, я не звонил ей уже три недели и даже не сообщил о переезде. В последнюю нашу встречу я сказал, что собираюсь переезжать, а потом пропал.

Я зашел в телефонную будку и набрал номер ее квартиры. Ответил голос, похоже — сестринский. Я представился, и она попросила подождать. Однако время текло, а Мидори к телефону не подходила.

— Знаешь, Мидори очень сердится и не хочет с тобой разговаривать, — возник в трубке тот же голос. — Ты не сказал ей о переезде. Исчез с концами, да? Вот она и разозлилась. Она если сердится, то уже не успокаивается. Как зверек.

— Я все объясню, попросите ее к телефону.

— Говорит, что не хочет слышать никаких объяснений.

— Тогда я объясню сейчас, а вы, пожалуйста, передайте Мидори.