Норвуд

– Не платят, а благодарят, – поправил меня паренёк. – И это справедливо, ведь воину нужна лошадь, нужно оружие, нужно что-то есть!

Я согласно кивнул. Главное только, чтобы эта «благодарность» вновь, как раньше, не стала зависимостью.

– А что за рисунок такой странный?

– На клейпе положено изображать первого врага, убитого основателем рода. У беллатора Мунро – это рыжий гривастый медведь.

Опасный зверь, который раньше в изобилии водился в наших краях. Правда, неровные круги, изображённые на щите, на него совершенно не походили и больше напоминали неаккуратное печенье на подносе.

– А надпись?

– Слова, сказанные этим врагом перед смертью.

– И что же рыжий гривастый медведь сообщил первому беллатору Мунро, перед тем как скончаться? – спросил я с улыбкой.

– «Меня не победить», – в голосе Младшего проскальзывали завистливые нотки. – Если мне когда-нибудь посчастливится стать воином, надеюсь, мой враг будет силён и не ляпнет какую-нибудь ерунду…

Похоже, парня совершенно не смущало то обстоятельство, что медведи не разговаривают, и значит, основатель рода Мунро всё это просто придумал. А так как обвинять вооружённого человека во лжи из-за глупой надписи на щите никто в здравом уме не станет, эта выдумка прошла сквозь века.

– Главное, чтобы не комар, – совершенно серьёзно сказал я. – Комариный писк разобрать будет непросто…

Дорога вела нас дальше – от деревни к деревне, от плешивых холмов к перелескам, от молчаливых неодобрительных взглядов к недовольному гомону за спиной. Тени становились короче, кольчуга тяжелее, а пыль всё назойливее лезла в нос.

После полудня Тоненькая выпросила привал – солнце немилосердно пекло, и она передвигала ногами всё медленнее и медленнее. Небольшая рощица подарила нам спасение от жары, а крохотный ручеёк – воду и усыпляющее журчание.

Голода не было, но я заставил себя съесть немного твёрдого сыра и хлеба, запив всё жиденьким кислым пивом. Младший задорно хрустел луковицей, половина которой досталась моей прожорливой лошади.

Коварный сон напал на нас из засады, сразу одержав убедительную победу, и солнце основательно продвинулось на запад, прежде чем копыта вновь застучали по земле.

На очередной развилке мы свернули налево, обогнули холм и столкнулись с небольшой овечьей отарой. Животные, завидев нас, наперебой заблеяли, предупреждая друг друга о возможной опасности. Тут же залаяла собака, и почти сразу на тропинку вышел пастух – худощавый мужчина с большим красным носом. Одет он был чрезвычайно небрежно – в разорванную рубаху и короткие штаны.

– Там это… – начал говорить мужичок, глядя мутным взором, но закончить не успел.

Следом за ним выскочила женщина, одной рукой придерживающая полы длинного серого платья. В другой она держала обыкновенный глиняный кувшин.

– Опять всю бражку вылакал, скотина! – завопила дама, не обращая на нас никакого внимания. – Перед людьми стыдно! Хоть бы дождался, пока беллаторы уедут!

Посудина с громким треском влетела пьянице прямо в лоб, разом продемонстрировав и собственную крепость, и устойчивость цели – мужичок даже не пошатнулся.

– Уйди, старуха, – пробормотал тот и устремился за овечками, которые успели отойти на некоторое расстояние.

Женщина, покраснев, побежала следом, оглашая окрестности возмущёнными криками. Висевшие на узком поясе фигурки овец, сделанные из дерева, задевали друг друга, отчего каждый её шаг сопровождался гулким стуком. Чем завершилась эта занимательная история, узнать не удалось – пара скрылась за поворотом.

– Впереди деревня, – зачем-то пояснил Младший.

– Я догадался! Как думаешь, о каких беллаторах говорила эта… дама?

– Точно не знаю, но здешние вроде бы отдают двенадцатую часть как раз Ван-Прагам на содержание. Так что, может быть, они и есть.

Дорожка тем временем, загнув очередную петлю, вывела нас к первым домам – низким и каким-то покосившимся. Чтобы оглядеть всю деревню, следовало забраться на холм, а с нашего места были видны только ближайшие строения, безо всякого порядка торчавшие тут и там.

На радость Тоненькой, я слез и подхватил лошадь под уздцы – здесь было слишком тесно, чтобы ехать верхом. Свесы крыш, доходившие местами практически до самой земли, мешали проходу, как и многовековые деревья, преграждавшие путь. Впереди слышался стук топора и гул голосов, перемежавшийся иногда звонкими выкриками.

Пара десятков шагов и дома расступились, окружая небольшую площадь, на которой сейчас толпился народ. Среди серых небогатых одежд яркими пятнами пестрели всего несколько человек.

Трое – явно беллаторы, причём одного из них, высокого и худого, я видел вчера во дворе у Губы. Сейчас он молча наблюдал, как коренастый мужичок рубил высокий шест, на самом конце которого висел круглый щит. Топор взлетал над косматой головой и с грохотом опускался на свою добычу.

Ещё одеждой выделялся грузный и лысый мужчина, стоявший на крыльце, положив ладони на массивные перила. Красная рубаха с широкими рукавами, словно знамя трепетала на ветру, а узкий ремень оттягивал большой нож с тёмной деревянной рукоятью.