Носитель судьбы

Первая гончая прыгнула на бегущего скакуна в убийственном, высоком, прыжке, но вожак встал на дыбы и будто неохотно махнул копытами. Раздался испуганный скулеж, на камни брызнула кровь. Следующий конь вытянул шею и сильно щелкнул челюстями, а потом отправил скулящего пса в полет. Еще одна гончая попыталась атаковать ноги – и нарвалась на мощный пинок задними копытами.

– Хайя! – крикнул Бенкей. – Двое вшивых бородатых вепрей и три собаки! За один день! Дальше! Дальше хватаем коней! Скоро все закончится! Просто вернемся в городок за своими вещами, подожжем его – и можем идти дальше на север!

Но начали опускаться сумерки, и Люди-Медведи растеряли силу духа. Я слышал, как Смильдрун орет, что на обоих перевалах должны гореть костры, а люди – сторожить их до утра. Это мало кому понравилось, поскольку они боялись холодного тумана, выходящего из урочищ, и на миг я понадеялся, что туда могут послать нас – и это был бы неплохой случай для бегства. Но так не вышло, и на перевал отправились ворчащие селяне, которым она за это пообещала по марке серебром.

– Ты сумел бы поймать этих лошадей? – спросил я Бенкея, который посмурнел, увидев, что Смюлле и Смильурф живы, и что их везут в городок на санях, хотя один из них и лежал с белым, как снег, лицом, а второй хрипел и кашлял кровавой пеной.

– Не сегодня, поскольку уж очень они рассержены, – ответил он. – И не завтра. И совершенно другим образом.

– Расскажи мне как, – сказал я на это. – Я же скажу тебе, что мы должны сделать.

И когда мы добрались до городка, я направился прямиком к Смильдрун.

– Я и мой брат Бенкей поймать коней для владетельная Смильдрун, – сказал я, стоя со склоненной покорно головой. – Мы уметь. Мы амитраи. Уметь конь.

– Замолчи, лунный пес! – крикнул Удулай и стеганул меня своим прутом под колени. – Как смеешь ты говорить с Дочерью Земли! С благородной Смильдрун! Что бы ты там не желал пролаять, ты должен сперва сказать мне, а уж я…

И он замолчал, потому что Смильдрун издала какой-то яростный клекот и наотмашь хлестнула его по лицу. Удулай испуганно заскулил, перевернув корыто, и ударился спиной в ворота хлева. Я продолжал стоять с покорно склоненной головой, но зыркал из-под опущенных век, как он вьется в грязи и размазывает кровь по лицу. Эта картина показалась мне страсть как хороша.

– Я и мой брат Бенкей уметь кони, – повторил я. – Хватать для красивая Смильдрун.

Она вытянула вперед большую, красную от мороза стопу и уперлась ею в мой подбородок, поднимая мне голову.

– Говори, малыш, – сказала. И я заговорил.

Назавтра мы все отправились на санях к молодому леску вырезать жерди, а потом – ставить ограду. И было по-другому, чем обычно, поскольку Бенкей говорил мне, как строить, а я истолковывал Людям-Медведям своим притворно кривым языком. Нам не было нужды работать тяжело, мы руководили и показывали, и лишь порой брались за топоры и ножи для ошкуривания. Получили мы также кашу с кусками ветчины и по кубку кислого молока, а потом и пива, а Удулай держался от нас подальше, ворча себе под нос и горстями прикладывая снег к припухшему фиолетовому лицу.

На следующее утро, когда все было готово, мы вышли за ограду, а за нами другие, с арканами и луками в руках – на случай, если бы нам пришло в голову сбежать.

– Я все сделаю сам, – заявил Бенкей, снимая старую куртку, полученную от какого-то ребенка, и запятнанную рубаху. Остался только в рваных меховых штанах и сапогах. Я смотрел, как он идет по снегу – полуголый, худой и жилистый. Нашел свежий конский навоз и натер им грудь и шею. Мы отправились дальше по камням, через ручей, а потом долго шли по засыпанным снегом горным лугам. Люди-Медведи следовали за нами, но не шумели и держались подальше, как мы и велели.

Табун рыл снег на расстоянии выстрела из лука. Бенкей поднял руку, и идущие следом встали. Он отдал мне свою куртку, шапку и рубаху и приказал ждать, а сам направился прямо к коням.

Вожак застриг ушами, увидев его, издал предупредительное ржанье и топнул, склоняя голову. Но Бенкей шел дальше, разве что теперь совсем медленно. Я слышал, как он тихо тянет какую-то монотонную мелодию, песенку без слов. Когда приблизился к табуну, раскинул руки и продолжал идти – медленным, спокойным шагом.

А потом вошел между лошадьми в самый центр табуна и присел на скалу.

И все. Животные пофыркивали, видя его, но через некоторое время вернулись к добыванию корма из-под снега.

А Бенкей сидел.

Через какое-то время, показавшееся мне целой эпохой – у меня и ноги успели замерзнуть в войлочных сапогах, – он медленно вынул из-за пояса несколько длинных кусков сушеного мяса, поломал их и разбросал вокруг себя. Кони быстро нашли их и сожрали, и еще через какое-то невероятно долгое время осторожно его обнюхали.