- Поставить тебе, Стёпа, капельницу с сывороткой подавления. Так, чтобы она поступала длительно, но малыми дозами, это может остановить процесс, во всяком случае, шанс такой есть.
- И сколько займёт эта процедура? - спросил я.
- Может несколько часов, а может - дней. Надо будет смотреть на реакцию организма, и в зависимости от этого тормозить или ускорять ввод так, чтобы одновременно и сыворотка постепенно обуздывала околист, и мозг успевал справляться с последствиями, иначе получится, как с тем молодым парнем - стажёром-биологом.
- У нас есть окли с околистами, - напомнил Сорвирог. - Испытайте метод сначала на ком-нибудь из них.
- Боюсь, это ничего не даст, - покачал головой Пальченко. - Они - обычные окли, их мозг никогда не был способен даже просто подавить околист, не то что перехватить управление, как делают драконы, а Степан не просто дракон, он - химера! Возможности его мозга радикально отличаются от возможностей окли, да и околист у него разросся, почти как у мониска...
- Ну тогда испробуйте на мониске! - не отступал Сорвирог. - У нас ведь есть настоящий мониск!
- Тот процесс, что идёт у Степана, у мониска - давным-давно завершён! Нельзя остановить то, что уже закончилось, командир! Организм мониска полностью перестроен, его мозг - это просто придаток околиста и уже не в состоянии самостоятельно справляться вообще ни с чем. Время драгоценное только зря потеряем! А каждый лишний день усугубляет отрицательные изменения, поэтому чем раньше мы начнём, тем больше шансов на успех.
- Успех? - вклинился я в их разговор. - Подождите! Я не понял: если процедура пройдёт успешно и я перестану превращаться в мониска, то смогу вступать с ними в контакт?
- Скорее всего нет, - честно ответил искровед. - Ты приобрёл эту способность благодаря разрастанию околиста, и когда мы это разрастание купируем, возникшие из-за него связи отомрут - собственно, в этом-то как раз и состоит наша задача.
- Нет! Чёрт! - возопил я. - Так не годится! Я - главная химера и моя задача - монисков перепрограммировать, иначе я не согласен!
Пальченко в ответ только плечами пожал, и я посмотрел на Сорвирога:
- Слышишь, командир?
Сорвирог встал и принялся расхаживать по кабинету. Мы с Егором молча провожали его взглядами.
- Я думаю, мы должны попробовать, - спустя минуту заявил командир и, взмахом руки остановив мои, уже готовые слететь с языка, возражения, продолжил: - Стёпа, я понимаю, ты рвёшься в бой, но... сколько ты, Егор, сказал?.. максимум пять контактов? - командир глянул на Пальченко и тот кивнул. - Это слишком мало! Что это даст нам в стратегическом отношении? Да ничего, только тебя зря в расход пустим!.. Так что давай, Егор, готовь процедуру!
- Но командир! Так не...
- Да всё, я сказал! - резко обрубил меня Сорвирог.
- Что значит - всё?! - возмутился я. - А тебе не кажется, что решение по поводу собственной жизни и смерти должен принимать я сам?!
- Ты решишь стать безмозглой тварью? - сдвинул брови командир.
- Нет, но...
- В монастырь я тебя всё равно не пущу, это ясно? - он подошёл ко мне вплотную и уставился в глаза. - Я спрашиваю: тебе ясно?!
- Да! - едва сдерживая бешенство, ответил я.
Сорвирог повернулся к искроведу:
- А ты почему ещё здесь?! Я же приказал немедленно приступить к подготовке!
- Понял! - Пальченко вскочил и почти выбежал из кабинета.
Окли
Ленка, разумеется, была полностью согласна с командиром. Опомнившись после шоковой информации, что её жених неудержимо превращается в мониска, она, естественно, схватилась за соломинку, что процедура даёт шанс остановить трансформацию. Ну, ещё бы! Как может абстрактное человечество за стенами "Оплота" конкурировать с конкретным, осязаемым, любимым и любящим её мужчиной? Ей, как и любой здравомыслящей девушке, нужен был нормальный муж, а не какая-то умозрительная возможность незнакомых людей выбраться из сетей околистов...
Я вроде как немного раздражался её натиску, но, говоря совсем уж откровенно, и сам понимал несостоятельность стремления прорваться в монастырь, чтобы перепрограммировать столько монисков, сколько успею. С точки зрения бесстрастной логики, это было, конечно, глупо, но я всё равно чувствовал, что, пройдя процедуру, лишусь того, что отличало меня от всех остальных оплотовцев, и это было очень неприятно. Пусть даже всё пройдёт по самому прекрасному сценарию, и я не лишусь своих химерьих способностей, главной химерой, способной изменить историю, я уже точно не буду, и осознание этого оказалось для меня весьма болезненным. Может быть, из-за бабы Яны, царство ей небесное, которая верила в главную химеру так слепо, что жизнь отдала за то, чтобы доставить меня в "Оплот", а теперь получалось, что, отказываясь от деятельности по перепрограммированию монисков, я её вроде как предавал? Или причиной было собственное честолюбие и слишком развитое чувство собственной важности? Скорее всего, всё вместе.