Носорог

На минуту мне пришлось замереть, привалившись к крашеной в отвратительный коричневый цвет стене коридора. А стоило пройти короткому приступу боли, как взбунтовался желудок. До этого не подававший признаков жизни, этот проглот вдруг заявил, что хочет жрать. Не перекусить, не поесть… именно, жрать!

Накативший голод был настолько внезапным, что я даже опешил. Но уже через секунду мой нос, словно сам собой, втянул в себя воздух и, уловив направление, с которого доносился слабый, почти неощутимый запах чего-то съедобного, проклюнувшимся рогом указал: «туда!». Наверное, я мог бы перетерпеть этот неожиданный приступ голода, но, чёрт возьми! Кто знает, когда в этой богадельне завтрак, и кто сказал, что он мне вообще достанется? А посему — к дьяволу вежливость. Я хочу есть, и я поем. А кому это не нравится… ну, он может попытаться высказать своё неудовольствие мне в лицо. Всё равно я здешней мовы не знаю.

Глава 3 Чудные открытия

Я ожидал не этого. Вот совсем не этого. Кухня, буфет, склад провизии… да хоть погреб с подгнившими копченьями! Но не это же!

Осторожно, но плотно прикрыв обитую металлом дверь прозекторской, я тяжело вздохнул и, почесав затылок, пошлёпал в обратный путь. Определённо, ТАКИЕ гастрономические предпочтения моего нового тела следует отнести к отрицательным моментам. Очень-очень-очень отрицательным. Вот, совсем. Эх.

Я скривился, вспомнив картину, только что увиденную мною в подвальном помещении госпиталя, оказавшемся банальным моргом… и тут же постарался отогнать эту мысль, чтобы заткнуть заурчавший от голода живот. Ну да, если уж быть совсем честным, то перекосило меня вовсе не от вида лежащих на столах трупов, а именно от реакции моего тела на них. Оно же, зараза, чуть слюну не пустило! Гадость какая.

Остаётся надеяться, что меня не будет воротить от нормальной еды. Иначе, боюсь, жизнь в этом голубом «костюмчике» будет очень короткой… Да, я лучше от голода сдохну, чем перейду на диету из человечины! Бр-р.

До «своей» палаты я добрался без приключений. Никто меня не заметил, никто не остановил, так что, оказавшись в знакомой комнате, я скинул одежду и, автоматически сложив её в шкаф, рухнул на узкую койку… и уставился бездумным взглядом в потолок. Осознание привычек этого тела дало мне по мозгам едва ли не серьёзнее, чем тот камень, что выбил его прошлого хозяина вон, так что в своём нынешнем сомнабулическом состоянии я провалялся в постели до самого утреннего обхода. И только появление в палате давешнего доктора в сером костюме, сопровождаемого кошачьеглазой медсестрой в длиннополой белой накидке и таком же платке, кое-как вывело меня из ступора. Правда, для этого врачу пришлось приложить немало усилий. Бедолага добрые четверть часа махал вокруг меня руками, окатывая вспышками света, перемежаемыми потоками то тёплого, то холодного воздуха, но, в конце концов, всё-таки привёл меня в нормальное сознание. По крайней мере, мысли под толстой лобной костью забегали шустрее, да и тягостное отвращение исчезло. Растворилось, словно кусок сахара в горячем чае.

Глянув мне в глаза, доктор облегчённо вздохнул и, устало опустившись на край моей постели, дрожащей рукой стёр со лба выступивший обильный пот.

Пробурчав что-то невнятное, он с ожиданием уставился на меня. А я что? Пожал плечами, всей физиомордией изобразив непонимание. Глянул в зеркало за спиной доктора и понял: не получилось. Морда как была невыразительным кирпичом, так им и осталась. Глаза? Да их под нависшими бровями и не разглядеть толком.

С мимикой, выходит, швах. Ну, натурально, медведь. Или носорог… у тех тоже, говорят, по морде намерения не прочесть. Кто говорит? Да… не-не-не, вспоминать не буду, а то опять скрутит.

Один плюс в этих приступах: после каждого какой-то кусочек воспоминаний всплывает. Вот только чаще всего, почему-то, прежних, не этого тела. Эх…

Очевидно, доктор понял, что собеседник из меня не очень и, вздохнув, поднялся с койки. Снова что-то пробурчав, на этот раз с любопытством посвёркивающей глазками медсестре и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, вышел из палаты. Кошкоглазая глянула на меня и, удивительно грациозно пожав плечами, тоже подалась на выход, лишь прочирикав что-то на прощание. Но споткнулась взглядом о мою непонимающуюю физиономию и, смутившись, исчезла за дверью. Только хвост мелькнул. Во как… они тут ещё и хвостатые, оказывается!

Еле удержавшись от того, чтобы пощупать собственный афедрон на предмет поиска такого же атавизма, я мысленно напомнил себе, что никаких дополнительных конечностей у моего тела нет и, с облегчением фыркнув, вновь поднялся с кровати.

Доковыляв до окна, уставился на сереющий за стеклом пейзаж городской улочки и застыл на месте. А что ещё делать-то? Идти-бежать? Куда, зачем? Языка не понимаю, писать по-здешнему не умею… вон, закорючки на вывеске тому свидетели. Одна надежда, что вчерашний рыжеус появится, хоть как-то с кем-то объясниться смогу. А он, как мне кажется, появится непременно. Уж очень заинтересованный вид был у того доктора. Значит, вывод один: ждать.