Носорог для Папы Римского

Серон учтиво рассмеялся. Они велели подать вина и стали пить, идя вровень друг с другом. После четвертого или пятого кубка Серон начал вслух размышлять о Диего, о том, пригоден ли капитан для исполнения своих обязанностей в Риме. Разговаривая с послом как равный и бросая замечания по поводу невежества капитана, он чувствовал, что собственное его любопытство растет подобно аппетиту. Позор Диего витал над ними, словно дурное предзнаменование, и Вич сделался неразговорчивым, неловким. В конце концов воцарилось молчание. Серон осознал, что пьян, что ему грозит опасность, и не мог вспомнить, что именно успел наговорить. Охваченный внезапным беспокойством, он встал, чтобы зажечь свечи, и это, похоже, вывело Вича из полудремоты. Посол сказал:

— В основном, Антонио, вам уже все известно. Почему он здесь? Любезность, оказанная Кардоне. Что еще ему оставалось с ним делать после Прато? Те дела до сих пор покрыты густым мраком.

Еще больше вина. Еще больше кивков и легких толчков локтями. Еще больше разоблачений.

— Все зависит от того, действительно ли Тедальди сдал город, а если сдал, то кому именно… Хотя нет. Жена и дети Тедальди были убиты в подвале — возможно, их взяли в заложники, чтобы добиться от него молчания. Или, возможно, они знали так же много, как и он… Кто-то принял у Тедальди капитуляцию, а потом солгал. Прато был разграблен. Семью Тедальди убили. В этом и состояло преступление, а причиной его явилась ложь.

Здесь Вич остановился, точно дальше говорить не имел права. Серон смотрел, как посол поигрывает своим кубком, подносит его к пламени свечи. На улице совсем стемнело. Серон снова наполнил кубок посла.

Вич опять заговорил, но на этот раз беспечно, словно бы размышляя про себя:

— Но вот кто? Кто принял условия Альдо? Где-то между площадью Сан-Стефано и лагерем по ту сторону городских стен капитуляция превратилась в вызов. Переговоры с Альдо вел Диего, и это он передал Кардоне вызов…

Вич теперь почти себя не осознавал, в одиночку несомый потоком вина и путаных воспоминаний.

Серон подтолкнул к нему другой кусок головоломки:

— Но он считает, что он невиновен, что его оклеветали.

— С Тедальди говорил не он один. Я не знаю всех подробностей. Он заявлял Кардоне, что не был посвящен в условия соглашения, и никогда не оспаривал того факта, что Альдо сдал город. Тех, кто зарезал семью Альдо, так и не нашли, а без убийц обвинения были безосновательны, напрасны…

— Обвинения?

— Неизвестно, что там произошло, кто на самом деле говорил в тот день с Альдо и что именно он сказал… Один вошел, другой ждал снаружи. Кто знает?

Вич пожал плечами и глотнул еще вина. Серон увидел, как посол обмяк и слегка сполз на своем стуле.

— Но вот этот другой, — сказал он. — Ему-то все известно, кем бы он ни был.

— Кем бы он ни был? Не надо притворяться, дон Антонио. Мы оба знаем, что другим был кардинал Медичи, как тогда его называли. Наш возлюбленный Папа, как называют его сегодня. Да, уж ему-то все известно.

Серон перевел взгляд на свои колени. Вокруг свечи бесшумно кружили мошки. Теплый воздух из двора приносил в комнату запах конюшни. Вич встал со стула и заговорил тверже.

— Но что до его нынешней веселости, я и понятия не имею, в чем здесь дело. Может быть, его святейшество знает?

Нет, думает теперь секретарь, поднимаясь и начиная одеваться. Его святейшество не знает. Следует написать некую картину, начинающуюся в темноте подвала, где до горла членов семейства Тедальди добрались убийцы, левые руки которых подняты ладонями кверху в ожидании платы от того, кого еще предстоит поймать в раму. Рука его видна, потому что головорезам, в этом нет сомнения, заплатили. Видна часть рукава, залитая ярким солнечным светом… Диего рад бы вытащить его на всеобщее обозрение, но сделают это именно головорезы. Теперь Серону является лицо капитана, почти прижимающееся к его собственному. Он испуган, чувствует себя захваченным врасплох, когда Диего обращается к нему; губы военного неловко шевелятся, чтобы рассказать о некоей последовательности действий, благодаря которым он оправдается и снова снискает благосклонность. Почему он пришел сюда?

— Они — это то, чего он не сможет отрицать, понимаете, дон Антонио? Объединяйтесь со мной, будьте готовы, когда придет время. Он скорее откажется от своей тиары, чем позволит, чтобы правда о том деле стала известна…

Кажется, наемники его святейшества находятся в Риме.

Кажется, их снова собираются нанять.