Носорог для Папы Римского

Последовало еще более долгое молчание. Гонсалу старался не глядеть ему в глаза. Тейшейра тоже молчал, поняв теперь, каким образом герцог убедил лоцмана отправиться в плавание на «Ажуде». Спустя некоторое время он снова заговорил.

— Пойдемте. Давайте скажем дону Франсишку, куда направляется его судно.

Юго-западные пассаты должны были стать устойчивыми через несколько недель, а пока оставались изменчивыми, и если в какой-нибудь день корабль быстро продвигался вперед, то лишь затем, чтобы назавтра замедлить свой ход. Они могли рассчитывать только на слабое южное течение, которое устремлялось под углом к берегу Ангра-дуз-Ильеуш, этой странной пары конических островов, легко опознаваемых благодаря огромному кресту, водруженному на более обширном из них. Тейшейра смотрел, как острова исчезают, когда корабль стал менять курс, перемещаясь в долготном направлении к Сан-Томе. Дон Франсишку бушевал и орал, пока наконец Тейшейра не выложил полученные им приказания перед фидалгу — разбирая их, дон Франсишку от напряжения щурился и высовывал язык. Затем он снял с себя всякую ответственность за бедствия, которые, несомненно, проистекут из этого образчика безумия, и приказал обоим убираться из его каюты. Сначала — его коня, теперь — его корабль, подумал Тейшейра. Как же он должен меня ненавидеть!

Соленое мясо и сушеная рыба сгнили в своих бочках и теперь никуда не годились. Оставалось немного риса и гораздо больше муки — вот из них-то и готовили на палубе лепешки. Вся команда перешла на половинный рацион, и Тейшейра чувствовал, как растет его голод, становясь тяжелым камнем в брюшной полости. Сначала Тейшейра сидел у себя в каюте, решаясь выйти только для того, чтобы поесть и встретиться с Гонсалу, который прочерчивал курс на карте в течение часа после заката. Согласно его расчетам, при нынешней скорости продвижения они должны были увидеть Сан-Томе через пятнадцать или шестнадцать дней, «если кто-нибудь еще останется в живых, чтобы увидеть», — добавил он мрачно. Делалось все жарче. В каюте у Тейшейры стало душно, и это заставляло его выходить на палубу. Многие из хранившихся там грузов пришли в негодность и были после шторма выброшены за борт. Его собственной кладью были тюки шелка, целых двенадцать квинталов, которые, уложенные в клети и обернутые клеенкой, лежали где-то внизу и теперь, по всей вероятности, гнили. Он пытался вычислить их стоимость в крузадо и рейсах, по том свою собственную стоимость, потом стоимость «Ажуды»… Если бы Ганда состоял не из мяса, костей, шкуры и рога, а из шелка, сколько барыша он бы принес? Сколько тяжелых золотых монет? Сколько человек?