Носорог для Папы Римского

— Я хочу его видеть, — отрывисто сказал он и направился к занавешенной клетке.

Осем, неожиданно встревоженный, ухватил его за локоть, умоляя подождать. Тейшейра стряхнул с себя его руку, прошел вперед и оттянул парусину в сторону.

Из похожей на глину субстанции было сооружено нечто вроде невысокой бесформенной насыпи, и в тени внутри клетки он ничего не мог разобрать. Потом это нечто поднялось и мгновением позже стало знакомым ему зверем — тот прыгнул и повернулся к нему гораздо быстрее, чем Тейшейра считал возможным, размахивая рогом, нацеленным ему в грудь, маленькие глазки отыскивали его среди внезапно ворвавшегося света… В испуге он отшатнулся и упал, а Осем бросился вперед, чтобы наглухо затянуть парусину. Подняв голову, Тейшейра увидел разглядывающих его с полуюта матросов и злобно махнул рукой, чтобы те отвернулись, злясь главным образом на себя самого. Что случилось? Ганда попытался встать. Потом повернулся, чтобы посмотреть на него. Вот и все.

— Он может двигаться, — сказал он Осему.

— Есть он тоже может, — ответил тот. — Но предпочитает не есть. — Последовала пауза. — По-моему, он очень скоро умрет.

Тейшейра помотал головой.

— Где дон Франсишку? — спросил он.

— На берегу, вместе с остальными. На рассвете губернатор острова прислал за ними лодки. — Осем посмотрел на него с беспокойством. — Вы все еще слабы, — сказал он. — Вам надо поесть, а потом снова поспать.

— Перед тем, как я заболел, — осторожно сказал Тейшейра, — ко мне приходил один матрос. Он сказал, что мне надо перевести Ганду на палубу.

— Так что же вы этого не сделали? — ответил Осем. — Дон Жайме, зверь мог бы сегодня чувствовать себя так же хорошо, как и вы.

— А почему этого не сделали вы? — спросил Тейшейра, обернувшись на него. — И почему тот матрос считал, что мне это следует сделать?

— Откуда мне знать? — развел руками Осем. — Надо бы найти этого матроса и спросить у него. Как его зовут? — Осем говорил с такой живостью и напором, словно это было наиважнейшим вопросом.

Но он не спрашивал у матроса, как его зовут, и, хотя узнал бы его при встрече, описать его внешность Осему не мог. Он ушел и в одиночестве уселся на полубаке, защищенный от солнца навесом Гонсалу. На другой стороне корабля разговаривали между собой Осем и матросы на полуюте. Ближе к полудню двое из них разожгли топку и принялись за готовку. В занавешенной клетке было тихо. Смертный одр зверя, с горечью думал Тейшейра. Может, если бы он внял словам того матроса и зверя подняли бы раньше… Или если бы сам он выздоровел раньше… Но почему вообще к нему приходил тот матрос? Тейшейра стал ломать над этим голову. Может быть, дон Франсишку в конце концов обезопасил себя от угрозы, поняв, что Ганда — его уязвимое место? Срази лошадь, и всадник упадет вместе с ней. Он с неловкостью подумал о том, как рухнул на землю белый конь. Такую параллель было по силам провести даже этому фидалгу. Но пожалуй, на такое он все же не способен, да и доказательств никаких не было.

Поглядывая в сторону берега, Тейшейра обратил внимание на нескольких человек, расхаживавших по палубе каравеллы. Вдоль берега в обе стороны катились телеги, запряженные низкорослыми быками и доверху нагруженные ярко-зеленым сахарным тростником. Каноэ по большей части уже отплыли. Он раздумывал, не велеть ли матросам спустить баркас на воду, чтобы доставить его на берег. Там его ждали инструкции Переша — инструкции, касавшиеся зверя. Но сейчас более уместен был бы учебник по бальзамированию. Или молитвенник. Не успел он перейти от этих мыслей к делу, как увидел, что от одного из пирса отчалила большая лодка — гребцы-негры с силой налегали на весла. Ближе к корме сидел белый. Тейшейра смотрел, как лодка приближается.

— Дон Жайме Тейшейра! Дон Жайме Тейшейра! Дон Фернан де Меллу, губернатор Сан-Томе, почитает за честь узнать о вашем прибытии и велит мне, дону Перу де Синтре, доставить вас к нему, чтобы он смог самым сердечным образом вас поприветствовать…