Носорог для Папы Римского

Той ночью тишина, обычно спускавшаяся на корабль и окружающие его воды, была нарушена странным звуком. Слабый крик, дикий и полный муки, пробудил спавшего на полуюте впередсмотрящего, тот поднял сначала дона Франсишку, а потом и Тейшейру. Они собрались на палубе, чтобы послушать, и вскоре обнаружили, что к ним примкнула добрая часть команды. Звук нарастал, потом вроде бы ослабевал, потом опять становился громче. Все переглядывались, недоумевая, что могло быть его источником, но не могли ничего различить во тьме.

— Животные? — предположил Эштеван.

Шум, казалось, окружал их со всех сторон, однако не приближался.

Рассвет все разъяснил, но поставил перед ними другие вопросы, более тревожные, чем те, что были измышлены в коконе ночного незнания. Небо на востоке посветлело, и из воды, подобно частоколу теней, появилась знакомая линия берега. Тогда стали различимы смутные очертания, дразнящие, плохо очерченные силуэты. Шум стал тише и прерывистее. Слабые завывания и блеяние. Матросы переглядывались, по-прежнему озадаченные. Очертания становились четче, но от этого понятнее ничего не стало. Их было больше двух десятков, а остальные предположительно находились на участках водного пространства, все еще укрытых в тени. Первым это увидел один из матросов. Он закричал, точнее, закричал бы, но его возглас уже обратился в икоту радостного изумления.

— Что? Что он говорит? — требовательно спросил дон Франсишку, но объяснение матроса было излишним — Эштеван тоже наконец понял то, о чем его глаза сообщали ему вот уже несколько минут, хотя разум отказывался это воспринять.

— О господи! — воскликнул он.

Они были и с левого борта, и с правого, и у носа, и у кормы, собираясь по двое, по трое, и головы их покачивались вверх и вниз, как будто они паслись; они испуганно мемекали. Моряки в изумлении оглядывались по сторонам. Их окружало стадо коз.

— А посмотрите-ка туда! — крикнул Эштеван и указал выше по течению.

Приближалась еще одна флотилия.

— Боже мой! — сказал дон Франсишку. — Свиньи!

И еще козы, и низкорослые быки, и целые стаи кудахчущих кур… Они были привязаны к плотам, сооруженным из переплетенных лозой стволов: древесина была легкой и настолько мягкой, что ее свободно продавливал большой палец. Вскоре вся открытая вода вокруг них заполнилась плотами разного размера — в зависимости от того, кто плыл на них: пассажиры блеяли, и рычали, и лопотали, и визжали. Проплыли гомонящие обезьяны на длинном плоту, затем — птицы с ярко-желтыми клювами, а выше по течению появлялась все новая и новая живность.

Спустили баркас, который засновал между этими плавучими платформами, цепляя их по две, по три, а затем буксируя к «Ажуде», где матросам не терпелось забить козлов и свернуть головы курам. Вскоре, однако, стало ясно, что они не в состоянии справиться со всем этим изобилием — плоты теперь начинали появляться и из зарослей мангровых деревьев по обе стороны от корабля. Команда довольствовалась наблюдением. Большая человекообразная обезьяна бесстрастно восседала, перегнувшись через поручень плота, и разглядывала лица тех, кто глазел на нее. Опрокинулся в воду сорвавшийся с привязи бык. Позже плоты сделались больше, на них, широко расставив ноги, чтобы устоять на качающейся поверхности, неподвижно стояли целые стада животных. Одна плохо собранная платформа ударилась о «Лючию» и разбилась на куски, обронив в воду гикающих бабуинов, которые частью утонули, а частью стали добычей барражирующих акул.

К заходу солнца этот поток вряд ли ослабел. Тейшейра смотрел на созданий, окружавших судно, затем в море, где на зыби покачивались два десятка голов или более. Быки, главным образом. Он повернулся на запад и прикрыл глаза ладонью, чтобы защитить их от огромного огненного шара, опускавшегося за горизонт. Неподалеку от берега среди эскадрона визжащих кабанов, приводя их в ужас, проплыла ящерица длиной с человека. Повернулся на восток: флот существ, плывущих на своих ковчегах.

— Его больше нет. — Позади него стоял Осем. — Вы ищете Ганду, дон Жайме. Он исчез.

Туземец был прав. Тейшейра бессознательно искал глазами труп.

— Откуда они берутся? — вслух высказал он свое недоумение. — Какой цели могло бы это служить?

Осем не отозвался. Его взгляд устремлялся вверх по реке, обшаривая покачивающиеся головы и туловища, которые плыли к ним даже и сейчас. Тейшейра увидел, что лицо смотрителя приняло странное выражение, которое не изменилось, когда тот раскрыл рот и обратился к Тейшейре рассеянным голосом.

— Я говорил, что это возможно, дон Жайме.

Он не отрывал глаз от удаленного одинокого плота.