Носорог для Папы Римского

Сначала белые люди были болезнью, и никто не знал, что делать. Они являлись из-за моря в больших лодках с белыми крыльями, и рты их были полны крови и обмана, которые они выплевывали на тех, кого встречали. Их оружием были легкие мачете, слегка изогнутые, и огненные палки, которые они подносили к своим глазам. Раздавался мягкий хлопок, появлялся дым, а потом тот, на кого была направлена палка, падал замертво. Грудные клетки у них были толстыми как стволы деревьев, а ноги — тонкими, как прутья. Они молчали, часто целыми днями, а потом вдруг разражались криком, меж тем как их тела оставались совершенно неподвижны. Большинство из них были чрезвычайно уродливы и дурно пахли. Они не закапывали своих экскрементов. Они были задиристыми и могущественными волшебниками. У них не было женщин. Их речь походила на кашель. Суша их пугала, и они проводили на ней как можно меньше времени. Сильно разозлившись, они могли одним взмахом руки уничтожать целые деревни. Земля, на которой они стояли, взрыхлялась, а почва так разогревалась, что дымилась. Оскорбить их было невозможно. Никто не знал, что делало их такими злыми, или безобразными, или белыми, или красными, или какого там они были цвета, во всяком случае, не знал никто из племени иджо, а потому это, скорее всего, было какой-то болезнью, безумием, злым духом, поселившимся в их головах, заткнувшим им глотки и неизгоняемым. Большинство из этих домыслов, как понимал Намоке, были чепухой.

Четыре раза приходили и уходили дожди с той поры, когда они с Уссе сидели в хижине старого иджо и слушали, как тот ворчал и шкворчал, перепрыгивая от Нембе на морском берегу к акулам на их рыболовных участках, а затем, после калабаша пальмового вина, к белым людям… Анайамати еще не впал в свой сон, но уже был близок к этому, и он был осторожен, их Эзе Нри. Слишком осторожен, как считала его раздражительная и непоседливая дочь. Знатные люди усаживались рядом, разбивали кокосовый орех, передавали друг другу калабаш и говорили об этих «белых людях». И снова говорили. И опять. Она была слишком нетерпелива, дочь Анайамати, слишком необузданна, и в конце концов она взорвалась, высмеивая их осмотрительность, расхаживая перед ними с заносчивым видом и бросаясь предположениями, что никто из них и не пикнет, а потом разрыдалась, совершенно в них разочарованная. Была ли она права? Анайамати при виде такого позора покачал головой, а потом нарушил тяжелое молчание словами: «Иногда мне кажется, что она сама Эзоду…» Он комично закатил глаза, и все рассмеялись, щадя его чувства, а потом вернулись к томбо и пустопорожней болтовне. Слышала ли она их? Они были осторожными старыми людьми, действующими так, как обычно действуют осторожные старые люди, и принимающими решения, свойственные осторожным старым людям. Она все равно ушла бы, говорил себе Намоке.

Позже они узнали, что в племени бини, живущем к западу от них, на том берегу реки, уже были несколько белых возле Уготона, хотя в сам город их и не пускали, а еще больше их было на побережье моря, где они выстроили каменную крепость. Голод уводил людей племени нри все дальше, туда, где прежде они никогда не бывали, и, куда бы они ни зашли, везде теперь рассказывали об этих белых. На востоке и на юге, вплоть до Мпинде в землях, где правил Нзинге Нвембе, на западе и севере, вплоть до земель народа дьюла, снова и снова слышали они все те же истории. Однажды у побережья появлялись огромные лодки, увешанные белыми парусами, затем лодки поменьше гребли к берегу, и в них были белые люди, которые торговали, хорошо или плохо, а потом снова уплывали до следующего года. Каждый год они задерживались чуть дольше, и иногда некоторых оставляли (в качестве выкупа? или то было наказание?), а иногда строили для себя дома. Согласно Нвембе, они добрались до Нголы, населенной племенем мбунду, после него самого, точно так же, как до него появились в землях племени калабари, а до этого — среди нембе, иджо и еще западнее, в землях бини и варри, а в северных землях, дальше по побережью, вплоть до пустыни, где ничего не растет и обитатели которой ничего не строят, но каждый день, проснувшись, спасаются бегством от ярости солнца, пока не настанет ночь и они снова не уснут. Белые люди являлись с севера. Уссе отправилась за ними в погоню. Теперь она возвращалась. Люди нри слушали эти истории и отмечали, что рассказчики испытывают неловкость. Белые люди были слабы и малочисленны, но что-то в них пугало. Что-то скрытое от них самих. Возможно, глупые иджо были правы, думал теперь Намоке: белые люди были болезнью.