Носорог для Папы Римского

— За работу, — говорит Вильф.

До рассвета меньше четырех часов. Идет вторая неделя марта. Гроот уже на третьем каравае, и темп нисколько не замедляется.

— Первый надрез ведите от хвоста, — распоряжается Сальвестро. — И до самого горла.

Fummo già come voi sete
Voi sarete come noi
Morti siam come vedete
Cosi morti vedrem voi…

[73]

Просто песенка, чтобы скоротать время.

Открыто, точно в срок, в совершенной тишине и с невообразимой высоты, начинаясь незадолго до перезвона с колокольни близ двора Сан-Дамазо и продолжаясь далее без пауз и передышек, довольно вкрадчиво по краям, но в остальном совершенно беззастенчиво, не зная ни страхов, ни предпочтений, жарко, окончательно и неизбежно: так совершается восход солнца над Полем Чести. Отбрасывающие резкие тени углы ступеней на севере и скамей на востоке затушевываются мягкими бежевыми и кремовыми оттенками. К тройным аркам лоджии на западе добавляются стройные арки солнечного света, скошенные так, что на черных стенах образуются занимательные стрельчатые пересечения. Дворец излучает теплые оттенки желтого и белого. С востока доносится пахнущий известью ветерок, раскачивая вымпелы, свисающие с нижней стороны маленькой крытой площадки, откуда Папа станет наблюдать за сражением, — площадки, кое-как подвешенной к модульонам карнизов верхнего этажа дворца. Ветерок улетучивается. Все вокруг в пастельных тонах. Все неподвижно, и озеро Марса настолько гладко, что в мельчайших подробностях отражает все вокруг, вплоть до грубо подстриженных ив и лишайников, паразитирующих на пиниях в запущенных садах за мешками с песком, которые не дают воде хлынуть потоком грязи и мелкоукореняющихся растений в сторону ворот Пертуза. Скамьи служат еще и подводной рамой сооружения. Они удерживают на месте мешки с песком, а те подпирают скамьи: надежное и простое устройство, элегантный образчик несущей нагрузку конструкции. Поверхность воды кажется молочно-коричневой, или серебристой, или лоснящейся и зеленой, как папоротник. А сейчас она подернута рябью. Что-то произойдет?

Из нижнего этажа дворца Сан-Никколо высовывается нос небольшой гребной лодки. Она крайне мала для троих человек, но сейчас в ней именно трое. Ее толкают веслами к самому центру, к фонтану или же к тому, что было фонтаном, прежде чем его обнесли высоким коробчатым цоколем, к одной из сторон которого прислонена стремянка, а на верхушку рискованно водружен один из лучших стульев его святейшества (обитый зеленым шелком, с серебряными шишечками на подлокотниках). Лодчонка вихляется, подбираясь к стремянке, — неопытный кормчий посылает ее то влево, то вправо, меж тем как его компаньон занят грузом, состоящим по большей части из старых занавесей и скатертей, а также флагдуков, молотка, гвоздей с широкими шляпками, двух вымпелов, представляющих мир, разделенный линией, которая проходит в сотне миль к западу от островов Зеленого Мыса, митры из папье-маше, деревянного посоха и отца Йорга. Нерони приказал им «украсить подиум». Одетый приблизительно как Папа, отец Йорг является частью украшения.

— Как мы его туда поднимем? — спрашивает Ответственный за Груз, разглядывая узкую стремянку.

Внутри цоколя бьет фонтан, журчание его отдается эхом.

— Не знаю, — отвечает Капитан, прикидывая, сколько Йорг может весить. Не так уж много, решает он. — Бедный старикан.

Молчание.

— Потащим на себе?

Это оказывается наилучшим вариантом. На полпути у их цветисто разодетого пленника случается приступ изнурительного кашля, продолжающийся до тех пор, пока его не усаживают на «трон». Они толкуют ему об опасностях падения и о том, как холодна вода, затем принимаются за украшения, приколачивая и развешивая, прикалывая и подтягивая, пока импровизированный подиум не облачается в веселую пестроту тканей, розовато-лиловых и салатно-зеленых. Они прикалывают к материи герб Медичи — шесть шаров — и аккуратно прячут края под круговой полосой алого бархата, бахрома которого свисает над самой водой… А поверхность воды внезапно прогибается. Словно мелкая тарелка.

Потом снова разравнивается — шлеп! — привлекая внимание Ответственного за Груз.

— Что это с ней такое?

— С чем?

— Да с водой. Она вроде как это… прогнулась.

Капитан свешивается со стремянки.

— Сейчас все выглядит нормально.

— Она прогнулась. Сам видел.

— Может, рыба?

Лицо Ответственного за Груз выражает сомнение.

— Занятная рыба.

Они спускаются в лодку, и Капитан начинает отталкиваться от дна, двигаясь обратно к дворцу. Прежде чем исчезнуть внутри, он выкрикивает последнее предостережение одинокой фигуре, восседающей на подиуме. Отец Йорг слышит негромкий плеск удаляющейся лодки, затем: «Ни в коем случае не вставай!», затем — ничего. Он один, и ничто не отвлекает его. Он, кажется, на открытом воздухе и, в некотором смысле, «на плаву». Колокола Сан-Дамазо молчат. Мычит корова, но очень далеко. И еще какой-то шум. Голоса?