Ностальгия

И все-таки я продолжаю чувствовать себя неуверенно. Как-то подозрительно хорошо все идет. Весь мой скудный опыт гласит – если сейчас тебе спокойно – жди беды. Жизнь солдата – сплошные качели. Если не наступил на мину в патруле, не торопись радоваться – завтра снайпер прострелит тебе ногу. Если нарвался на засаду, не падай духом – завтра подвезут свежий сухпай и даже пиво. Убили товарища у тебя на глазах – ну что ж, тем больше шансов за то, что пиво окажется холодным. Я привык быть суеверным. На войне суеверие не самый большой недостаток. Если тебя пнули, – не беда, радуйся, что не сломали ногу, если же пинка удалось избежать, смотри под ноги – где-то тут должна поджидать свежая куча. Может быть, я потому и жив до сих пор. Дурные предчувствия копятся внутри меня в холодный ком.

И вот, наконец, на мой чип падает распоряжение.

«Приступить к выполнению плана «Снегопад». Блокировать объекты номер шесть, семь и девять и любыми доступными средствами удерживать находящиеся в них силы до подхода дружественных сил», – гласит мыслеграмма.

«Началось, твою мать», – думаю я и срочно связываюсь с Лео. Все то время, пока идет соединение, я витиевато и бездумно матерюсь себе под нос, раздувая злость назло мерзкому холодку в животе.

–15–

В четыре утра, отчаянно зевая, мы выползаем из своих нор и открыто собираемся на позициях. Чтобы отличаться от революционеров, на наших руках белые повязки. Впрочем, разъяренным жителям все равно, кто мы. Для них мы такие же бандиты, как и те, что с красными повязками. Та же шваль, которая разграбила, загадила их город и распугала богатых отдыхающих. Поэтому от греха подальше передвигаемся отрядами покрупнее. На улицах уже вовсю трещат выстрелы, где-то недалеко хлопает миномет, потом, словно примериваясь, стучат короткие пулеметные очереди. К моменту, когда мы взламываем двери квартир в заранее выбранных домах, очереди и взрывы вокруг гремят непрерывно.

Наша комендатура на Руо до Банко – бывшая школа из потемневшего от времени кирпича. Подходы заставлены примитивными противотанковыми «ежами», сваренными из обрезков трамвайных рельсов. Сплетения колючки превратили проходы во двор в уродливые лабиринты. Из окон верхнего этажа сквозь разнокалиберные мешки с песком торчат пулеметные стволы. На заборе белеет грубо намалеванная надпись: «Осторожно – мины!»

Двор пуст. При первых звуках стрельбы комендатура изготавливается к бою. Бухает взрыв где-то слева – революционеры подрывают жилой дом напротив. Саперы прохлопали подарок. Еще один взрыв. И еще, теперь уже справа. Словно почувствовав приближение последней схватки, герильос хоронят под обломками готовых к бою врагов вместе с десятками ни в чем не повинных обывателей.

Жутковатое ожидание взрыва витает в воздухе. Господи, не дай мне сдохнуть, как крысе! Господи, только не в этом клоповнике! Господи…

Бамм!

Пол уходит из-под ног. Бесшумно падает с потолка люстра, вылетают стекла, двери вываливаются из пазов и замирают, перекосившись, как в картинке из комиксов. Поднимаюсь, отряхиваюсь. Пол перекосило. Стоять неудобно, но можно. Наша часть дома устояла. Бойцы у окна поднимаются на четвереньки, плюются пылью, отряхивают оружие. Губы их шевелятся – благодарственная молитва.

– «Мангустам», здесь Старший-три. Группы два, четыре и пять, доложить о потерях, – говорю в коммуникатор.

– Группа пять. Дом обрушился, ничего не видно, пыль кругом, остались минометчики и пулеметы на улице – отзывается кто-то срывающимся голосом.

– Группа два. Сильный взрыв, много раненых. Командира засыпало.

– Группа четыре. Пару человек засыпало, остальные целы.

– Внимание, группам два, четыре, пять. Старшим групп принять командование, доложить.

Бой еще не начался, а от моего авангарда уже здорово убыло. Хорош, нечего сказать. Мог бы и догадаться, что товарищи не идиоты и жить хотят. Я бы именно так на их месте и поступил. Теперь придется импровизировать на ходу и попотеть. Отчаявшиеся осажденные могут рискнуть на прорыв и запросто пробиться из города. Остановить их некому, резервов нет.

– Группы два, четыре, пять. Снайперов на позиции. Огонь по пулеметчикам. Минометам открыть огонь. Группы два и пять – пулеметчикам внимание на ворота. Бить по любому шевелению.

Не успеваю договорить, как уже свистят мины и со звоном лопаются одна за одной с большим перелетом где-то за деревьями. Пулеметы революционеров открывают бешеный огонь по своим секторам. Пули с противным треском дырявят массивный шкаф позади меня, обрушивают пласт штукатурки. От окон брызжет кирпичной крошкой.

– Слышь, Барбос, это Масляный, давай ближе один, – слышу из коммуникатора подобие корректировщика. Мины снова свистят, и одна из них удачно попадает в бетонный забор, выбивая в нем здоровенную дыру.

– Лево чуток, Барбос! – кричит корректировщик.

Снова визг мин.

– Так держать, Барбос! Дай зажигалок!

Свист и грохот в ответ. Размеренное буханье перекрывают пулеметный огонь. Бой разгорается и идет своим чередом.