Мы смеемся. Мари здорово подтянулась за полгода, что мы не виделись. Настоящая женщина. Даже не знаю, что ей сказать. Вот так скучаешь по человеку, а увидишь – и сказать-то нечего. Остается глупо улыбаться да натужно вспоминать какие-нибудь новости.
– Не грузись, па. Все у нас нормально. Ты сам-то как? Говорили, тебя фараоны упекли.
– Солнце, что за выражение!
– Ой, да ладно, па...
– Мари, ты уже не пацанка в песочнице. Ты красивая молодая женщина. Веди себя соответственно.
– Ладно, па. Извини. Я соскучилась. Ты что, снова в армии?
– Да, котенок. Так вышло. У меня все хорошо. Знаешь, я тоже соскучился. Даже не знаю, о чем говорить-то с тобой. Большая ты стала. Совсем взрослая...
– А ты не можешь ко мне вырваться? – с надеждой спрашивает меня дочь. – Я тебя с Вацлавом познакомлю. Он клевый, честно!
– Нет, котенок. Ты же видишь, что творится. А с Вацлавом – в другой раз. Будет приставать, скажи, что папа у тебя в морской пехоте. Придет и оторвет все лишнее.
– Что, правда? Ты морпех? Отпад! Па, а это вы черных уделали? Круто вы их!
– Все, котенок, мне пора, – меня слегка коробит от того, как легко моя дочь говорит о смерти десятков человек, я воровато оглядываюсь – нет ли начальства. – Я и так заболтался... Я просто увидеть тебя хотел. И не болтай там попусту. Я люблю тебя, милая.
– Па, я тоже тебя люблю! Па, ты отпросись ко мне, ладно? – она шмыгает носом совсем по-детски. Слезы у нее лежат недалеко, как у матери.
– Я постараюсь, милая. Пока!
– Пока! – Мари шлет мне воздушный поцелуй.
Несколько минут я тихо сижу, зажав коммуникатор между колен. Что ж я за перекати-поле такое? Моя крошка Мари стала просто леди. Скоро выскочит замуж, а я так и буду представлять ее карапузом, что любил прыгать на моих коленях и задавать глупые вопросы.
Номер Ники долго не отвечает. Я сам не знаю, зачем звоню. Может быть, чтобы просто успокоить свою совесть? Наконец, когда я уже отчаялся дозвониться, мужское лицо появляется в кадре.
– Да, офицер? – говорит импозантная короткая бородка.
Я недоуменно смотрю на незнакомого человека. Панель коммуникатора подтверждает правильность соединения.
– Нику Шкловски, пожалуйста, – говорю я, когда вежливое ожидание собеседника становится невыносимым.
– Офицер, я юрист. Зачем вам понадобилась госпожа Шкловски?
«Вот гнида! – думаю я. – Не могла она нормального мужика подцепить, не этого слизняка?»
– Послушайте, юрист, вас не учили в детстве, что отвечать на звонок чужого коммуникатора невежливо? – интересуюсь я неприязненно. С чего бы это мне растекаться перед этим козлом в любезности?
– Ваш звонок носит официальный характер? – не сдается бородка. Бумажная сила закона впаяна в него насмерть, она заменяет таким, как он, подкожный жир. Меня прикалывает его уверенность в силе печатного слова. Уж я-то знаю цену этим параграфам. Сутки назад мы навылет прострелили десятка статей.
– Дай мне Нику, и быстро. Не заставляй меня приехать и отбить тебе внутренности.
Не дожидаясь, пока лицо адвокатишки примет официально-безразличное выражение, добавляю негромким «сержантским» говорком:
– У нас в морской пехоте не принято пугать. Уж если чего сказали – сделаем. Так вот, гнида, пять секунд тебе – или ты зовешь Нику, или я сейчас приеду и ты сорок раз поскользнешься и упадешь головой в унитаз.
Говорок действует. Он и не таких, как ты, червяк, пронимает. Бородка исчезает.
– Дорогая, с тобой хотят поговорить. Представитель военных властей. Не говори ничего, не посоветовавшись со мной, – слышу я далекий голос.
Мысленно чертыхаюсь. Уж этот-то сможет защитить мою кошку, даже не сомневайтесь. Любого, кто с дуру взломает его дверь, он до смерти заговорит, зачитывая статьи Уголовного и Гражданского кодексов.
– Ты? – удивленно говорит Ника. При виде ее остро щемит в груди.
– Конечно я, кошка. А ты кого ждала? – отвечаю как можно более непринужденно.
Она нервно сглатывает. Справляется с собой.
– Как ты? – наконец, произносит она дежурную формулу, что обычно наговаривают при встрече, не ожидая, в общем-то ответа, знакомые люди.
– Если тебя не затруднит, попроси своего бой-френда выйти и прикрыть за собой дверь. Разговор в его присутствии напоминает мне разговор на свидании в тюрьме.
– Это не бой-френд, – тихо отвечает Ника. – Это мой жених, Серж. Он адвокат.
– Я догадался. И все же.
– Серж, милый, это личный звонок. Позволь мне поговорить наедине.
Недовольное бурчание бородки глохнет.
– Итак, – поворачивается ко мне Ника, – что ты хотел мне сообщить?
– Да брось ты этот тон, – досадливо говорю я. Меня злит, что я не могу начать разговор, злит то, что Ника так отстранена, злит, что я не могу найти в ее лице ни одной знакомой черточки. – Я просто волновался за тебя. В городе было неспокойно.
– Неспокойно? – ехидно говорит Ника. – Теперь это так называют? Да тут просто черт знает что творилось! Трупы на улицах убрать было некому!
– Ты не пострадала?
– Я – нет. Благодаря Сержу. А ты, я вижу, снова в форме?
– Да. Призвали вот.
– Зачем ты звонишь, Ивен?
– Сам не знаю. Я очень волновался за тебя. Рад, что у тебя все хорошо. Теперь город под контролем, можно не бояться.