– Боитесь показаться невоспитанным? Я вас разочарую – специй, которые я использую, тут не продают. Так что придется вам смириться с ролью гостя.
– Шар, вы специально мною манипулируете или это в вас от природы? С вами, как на минном поле, неизвестно, на что наступишь в следующий момент, – жалуюсь я.
– Вас это напрягает?
– Скорее, непривычно как-то. Вы очень необычная женщина, лейтенант, мэм.
– Это индивидуальная реакция на вас, сержант, – с улыбкой отвечает она. – Терпите. Я еще не решила – нравится мне видеть недоумение на вашем лице, или вы материнский инстинкт во мне будите.
– Надеюсь, что ни то, ни другое, Шармила, – но сказать я хочу совершенно не то. Вовремя прикусываю язык.
Она отпускает мой локоть, достает из сумочки коммуникатор и начинает инструктировать домашнюю систему. Я смотрю на нее и слушаю, открыв рот, словно она говорит на другом языке, незнакомом, красивом и ритмичном. Видел я искусных поваров, но такое...
– ... и не забудь вынуть гвоздику и лавровый лист, после того, как чатни загустеет... – строго выговаривает она автоповару, – ... масло с пакор должно стечь сразу после жарки... лук жарить, пока не станет прозрачным, а не как в прошлый раз... кефир свежий закажи, только не жирный... имбирная паста в третьем контейнере... дахи маччи подашь горячим... чапати сохрани теплым, но не горячим... на десерт – митхи ласси... мед не забудь... готовность – через час.
Она прячет коммуникатор. Торжествующе смотрит на меня.
– Вы просто как генерал на поле боя, Шармила, – спешу я выразить ей свое восхищение.
– Удивляетесь, наверное, что готовлю не сама?
– Ну, автоповар в простом индийском доме я представляю с трудом, – отвечаю как можно более дипломатично.
– Правильно не представляете, – вздыхает она. – Если бы я жила на Кришнагири, то замуж вряд ли бы вышла. Такая неумеха там никому не нужна, даже в продвинутых белых семьях. А автоповар – умница, я сама его программировала. Иногда я балуюсь вкусностями, к которым в детстве привыкла. Ем и дом вспоминаю. Правда, там я их ела не слишком часто – мама меня держала в строгости.
Она грустно улыбается и снова берет меня под руку. Патрульный джип медленно катит мимо, освещая нас фарами. Наши длинноногие тени с короткими туловищами прыгают с тротуара на стену и прячутся в ней. Я слышу, как пищит в машине сканер, считывая данные с «пауков» – биочипов у основания шеи.
Мы снова одни. За разговором расстояние незаметно. Мы сворачиваем с Цветочного бульвара и через пару кварталов приходим к дому Шар – уютному четырехквартирному особнячку с отдельным входом для каждого жильца. Неотличимому от десятков близнецов, выстроившихся в ряд и теряющихся в темноте сквера.
– Вот мы и пришли, – говорит О'Хара и отпускает меня.
Я ощущаю себя под прицелом сотен глаз. Дурь, конечно, спят все давно. Воображение рисует лицо комбата, читающего доклад службы наблюдения о нежелательных личных связях и почему-то взводного с прищуренными внимательными глазами. Я готов прикоснуться к чему-то запретному. Настолько запретному, что даже разговоры об этом – табу. Я поднимаю ноги, они оплетены травой-путанкой, я продираюсь сквозь ее заросли, невесть откуда возникшие на брусчатой палубе, и жалею, что на мне нет брони с ее мощными усилителями мускулатуры. Предатель-фонарь огромным целеуказателем высвечивает мою фигуру на пустом пространстве ночной улицы. Я виден в мельчайших деталях. Мои подленькие устремления и трусливые мыслишки видны в системах слежения, как на ладони. Виски стиснуты ледяной рукой. Я упрямо продираюсь к спасительной темноте мозаичной дорожки у невысокого крыльца. Невидимая рука тянет меня за шиворот. Трудно дышать.
– Ну, что же вы, Ивен! Входите! – изящная фигура О'Хара четко вырисована на фоне яркого светового прямоугольника.
Свежий ночной воздух с шумом врывается в мои легкие. Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь по каменным ступенькам.
–34–
Непонятная скованность не отпускает меня. Я сконфужен, словно меня поймали на месте мелкого преступления – ну, там, конфету в супермаркете в карман сунул, или что-то подобное. Шар пропускает меня вперед и слегка подталкивает, буквально заставляя идти вперед. Смотрит сбоку снисходительно и немного насмешливо. Или это мне кажется?