Ностальгия по чужбине. Книга первая

…Двадцать минут спустя запаркованный на гигантском, занимающем несколько гектаров бесценной калифорнийской земли паркинге лос-анджелесского аэропорта крытый «ниссан-фургон» с рекламой пива «Будвайзер» по синим бокам, взвыл двигателем и очень медленно, чтобы не задеть ненароком плотно стоящие автомобили, вырулил на выход. Если бы бодрый старичок в бейсбольной кепке, компостером пробивший водителю в комбинезоне отрывной талон и получивший от него пять долларов, мог случайно взглянуть вовнутрь фургона, то был бы наверняка удивлен, не увидев там ящиков с любимой маркой пива. Одна из боковых стен фургона была плотно заставлена студийными магнитофонами, цветными мониторами и другими атрибутами передвижной телевизионной станции. У пульта сидело трое мужчин. Один из них, с непомерно длинным носом, держал у уха телефонную трубку, дымя тонкой черной сигарой и не обращая внимание, как столбики пепла то и дело падают на его брюки.

— Да сэр… Да, все записали… Хорошо, сэр, до завтра…

8

Рим. Посольство СССР в Италии.

Январь 1986 года

Поскольку телеграмма из Центра адресовалась лично ему, что автоматически обозначало степень ее важности, он раскодировал ее своим шифром:

«Сов. секретно.

Рим. Лично Владимиру.

Вам надлежит встретиться с Сергеем 14 января в 13.15 по местному времени у входа в церковь Сант'Исидоро на улице Венетто. Вы должны держать в руке журнал „Тайм“. Сергей подойдет к вам первым. Пароль на английском — „Как мне добраться до Палаццо делла Консульта?“. Отзыв: „Вряд ли я смогу вам объяснить. Воспользуйтесь лучше такси. Это недорого“.

Вы должны неукоснительно выполнить указания Сергея, направленного Центром для координации и контроля за выполнением важной операции.

Информацию о содержании встречи в Центр передавать не надо.

Леонид.

12 января 1986 года»

«Владимиром» был резидент КГБ в Италии и Ватикане полковник Анатолий Скуратов, «Леонидом» — начальник Первого главного управления КГБ СССР генерал-полковник Юлий Воронцов. А тот факт, что на встречу надлежало явиться именно резиденту, а не его заместителю или кому-то из почти двадцати оперативных сотрудников резидентуры, означало две вероятности: либо речь действительно шла о важной операции, требовавшей сохранить в полном секрете этот визит, либо Центр по каким-то своим соображениям направлял в Италию РЕВИЗОРА. Хуже последнего мог быть лишь срочный отзыв на родину.

По заведенному распорядку, Скуратов не должен был знать, кого именно он встретит. Под именем «Сергей» на встречу к церкви Сант'Исидоро мог прийти кто угодно. То была давняя и ни разу не нарушавшаяся чекистская традиция: проверяющий и проверяемый не должны были знать друг друга.

Подтвердив прием шифрованной инструкции, Скуратов пропустил ее через «овощерезку», убедился, что плотный перфорированный лист превратился в мельчайшую бумажную пыль, однако покидать полуподвальный этаж посольства не торопился. Полковник Скуратов знал: стоит ему только подняться наверх, как он вновь очутиться в атмосфере, где необходимо контролировать каждое слово, каждый жест. И хотя то была ЕГО атмосфера, в которой Скуратов прожил практически всю жизнь, он люто ненавидел ее, как ненавидят уродливую бородавку на собственном лице, с которой ты обречен существовать пожизненно. И только в бронированном полуподвале посольства с несколькими автономными отсеками для пунктов связи, хранения оружия и строго секретных документов, он чувствовал себя относительно комфортно. И то лишь в тех редких случаях, когда вокруг, в четком соответствии с инструкциями, не было ни единой души…