Ностальгия по чужбине. Книга первая

Встав в день встречи пораньше, Скуратов, стараясь не разбудить жену, тихо прошел в ванную комнату, принял контрастный душ, тщательно побрился, почистил зубы, прихватил из зеркального шкафчика над раковиной баночку с кремом для лица, после чего выскользнул из ванной и закрылся в своем рабочем кабинете. Выдвинув нижний ящик письменного стола, Скуратов извлек оттуда круглое зеркало с шестикратным увеличением, парик, несколько пар роговых очков и плоскую коробочку с контактными линзами. Внимательно осмотрев в зеркале гладко выбритое, широкоскулое лицо типичного славянина, Скуратов скептически покачал головой. Затем выдавил на обе ладони жель для волос, слегка растер жирный мусс, несколькими энергичными движениями ладоней загладил назад довольно пышную для его возраста седую шевелюру и аккуратно, также снизу вверх, натянул поверх «ленинский» парик, с клочками пегих волос по бокам. Затем, бережно ковырнув средним пальцем коробочку с жирным театральным гримом, начал выравнивать тон на лбу, чтобы грань парика не отличалась по цвету и фактуре от кожи. Закончив прилаживать парик, Скуратов тщательно наклеил неширокие, стариковские усы, вставил темные контактные линзы и водрузил на переносицу тяжелую роговую оправу с простыми стеклами — на зрение полковник Анатолий Скуратов никогда не жаловался…

— Нарушаем инструкции?

В проеме двери стояла его жена и личный секретарь Нина Валентиновна, неодобрительно покачивая головой. На ней был халат, из-под которого выглядывал кружевной подол ночной рубашки,

— Нарушаем, Нинусик, нарушаем, — не отрываясь от зеркала, пробормотал Скуратов. — Ты же знаешь: в нашем деле не нарушишь — не проживешь…

Сказанное было святой правдой. Ибо работа любой спецслужбы за рубежом по своей природе рутинна, поскольку на девяносто девять процентов состоит из выполнения бесчисленного количества инструкций, подавляющее большинство которых безнадежно устарело. Скуратов доподлинно знал, что некоторые служебные наставления и правила для сотрудников иностранных резидентур были утверждены еще в двадцатые-тридцатые годы, то есть, в достопамятные времена Менжинского и Берзиня. И с тех пор никто даже не заикался о их пересмотре. Правда, в отличие от правил расходования валюты, за выполнением инструкций Центр следил куда менее пристально, вменяя контроль за исполнением в обязанности резидентов и их заместителей. Это был умный, хитрый и чисто чиновничий ход. В Центре сидели далеко не идиоты, а такие же, но более удачливые в карьерном плане, бывшие оперативники и резиденты, испытавшие на собственной шкуре сложность, непредсказуемость, а, подчас, парадоксальность оперативной обстановки, возникающей в работе за рубежом. Они прекрасно понимали, что ни одна, даже самая изощренная и иезуитски сформулированная инструкция все равно не поспевала за реальной жизнью. И тогда было найдено универсальное решение: требуя от резидентур четкого следования букве инструкций, Центр настаивал одновременно на инициативности и творческом подходе к работе. Таким образом, перед резидентами открывались две в принципе равные возможности: либо слепо придерживаться инструкций, что сводило к нулю риск, но неизменно вело к медленному «выпадению зубов» самой резидентуры и отзыву ее шефа за слабое руководство, либо пренебрегать ими под личную ответственность и быть готовым к высокой правительственной награде в случае успеха, или к досрочной отставке за провал какой-нибудь операции — при неудачном раскладе. Анатолий Скуратов, имевший от природы аналитический склад ума, сумел найти золотую середину между двумя полюсами чиновничьего бюрократизма, что и позволило ему практически дотянуть до желанной пенсии.

* * *

…Плюс 15 для январского Рима — это и есть настоящая зима. Хотя сам Скуратов, проживший в Италии двенадцать лет, так и не привык к практическому отсутствию снега и морозного воздуха, от чего маялся физически. Выглянув в окно кабинета и еще раз убедившись, что на дворе теплынь, Скуратов надел белую рубашку с отложным воротничком, облачился в старомодный черный костюм-тройку и, прихватив стоявшую в углу кабинета трость с загнутой ручкой, по-стариковски сгорбился и лукаво подмигнул жене:

— Что скажешь, Нинусик?

— Не забудь шляпу, дедуля.

— Шляпу, Нинусик, надевают только те, кто стыдиться лысины. Я же своей горжусь. Потому как сам ее и изобразил. Причем натурально. By компроне?

— Старики обычно держат голову в тепле, Толя.

— Это смотря какие старики.

— Я говорю о натуральных.

— Такие старики как я подставляют свою плешь солнечным лучам. Для поднятия гемоглобина…

— Когда ты выходишь?

— Минут через пятнадцать, дорогая. Можешь начинать одеваться…