Читаем Ностальгия по осенним дождям полностью

Однако вместо того, чтобы порадоваться, я ответил в том духе, что ровным счетом ничего не потерял на целине и, если можно, продолжал бы просиживать штаны за своим столом в отделе прозы. Тем более что в день моего предполагаемого отъезда в редакции ждали Виктора Астафьева, будущего нашего классика, а в то время подававшего большие надежды начинающего писателя. Он жил тогда в Чусовском и частенько наведывался в журнал «Урал». Бывало, направляясь тесным коридорчиком в «главный» кабинет, по пути распахнет по очереди двери наших отделов, помашет рукой: «Ребята, пошли, почитаю новый рассказ!..»

Старикова всерьез огорчила моя реакция: если я не поеду, то деньги, выделенные на эту командировку, пропадут для журнала, будут списаны. Такой был порядок.

— Да я никогда не писал очерков, — сказал я. — Вернусь с пустыми руками — что хорошего!..

За плечами у меня было пять написанных в соавторстве с С. Буньковым художественных книжек (причем одна вышла в Москве) и несколько журнальных публикаций. Очень слабые, в духе того времени вещи, но небольшая книжка рассказов «Трудный возраст» дорога мне тем, что ее обложку рисовал наш замечательный художник Виталий Волович, а художественным редактором был Борис Жутовский, который тогда работал в Средне-Уральском книжном издательстве. Двери художественной редакции были как раз напротив дверей насменовского отдела комсомольской жизни, в котором я тогда работал, и Боря частенько заглядывал к нам на огонёк, усаживался на диван, рассказывал что-нибудь интересное о своих странствиях или, выстукивая ритм на звонком сиденье венского стула, пел забавные песенки, например, про сидевшего на солнечной поляночке зеленого кузнечик, коленками назад, у которого была подружка, «такая же зеленая, коленками назад».

— Ну, не напишешь и не напишешь, вот беда, — продолжал уговаривать меня Виктор Александрович. — Хоть целину посмотришь да нам расскажешь, что там сейчас и как.

Да был я, был на целине, в 1958 году, в Кустанайской области. Три месяца проработал в составе студенческого отряда УПИ. Сперва строили коровник или свинарник, уж не помню, что именно (не достроили из-за нехватки стройматериалов), потом был прицепщиком на тракторе, помощником комбайнера, разнорабочим на току. Видел много чего, по возвращении написал несколько надуманных рассказов, но о том, что я на самом деле видел на целине, не написал ни строчки: был уверен, что ни газеты, ни журналы не напечатают ничего про дымившиеся на токах бурты зерна, про огромные, не убранные вовремя поля переспевшей, уже осыпавшейся пшеницы, про сваленные кучей, прямо среди поля, новенькие, только что с завода, но уже сильно тронутые ржавчиной косилки для раздельной уборки хлебов…

Тем не менее Стариков настоял на своем, и мне пришлось поехать, теперь уже на свою, уральскую целину.

Сойдя с поезда в Орске, первым делом направился в редакцию зональной газеты. Ее редактор Григорий Степанович Кибиш посоветовал для начала побывать в совхозе «Камышаклинском», расположенном недалеко от Орска, в Домбаровском районе.

— А совхоз целинный? — спросил я.

— Как вам сказать, — замялся редактор. — По правде говоря, уже не молодой, до недавних пор считался исключительно животноводческим, но ни по молоку, ни по мясу, ни по шерсти никогда планов не выполнял. А зерна и вообще ни грамма не сдавал: считалось, что земли там непригодны для выращивания хлебов: сплошной песок. Но пришли новые руководители и взяли на себя смелость распахать одиннадцать тысяч гектаров под зерновые. Вот вам последняя сводка о ходе уборки и сдаче зерна государству: «Камышаклинский» — на первом месте!

— А молоко, мясо?.. — поинтересовался я.

— По крайней мере, теперь они сдают этой продукции вдвое больше, чем прежде.

Я открыл записную книжку, чтобы запечатлеть фамилию директора этого совхоза.

— Авралёва, — сказал редактор. — Зинаида Яковлевна Авралёва. Героическая женщина, — и уточнил: — У нас тут, на целине, конечно, много героев, но она наособицу…

В Домбаровке от ворот хлебоприемного пункта тянулась длиннющая, чуть не в километр, очередь под завязку нагруженных зерном машин. Она помаленьку двигалась, но не убывала; машины с зерном все подходили и подходили. Вахтер у ворот на мой вопрос, есть ли в этой очереди машины из «Камышаклинского», коротко ответил: «Должны быть». Я двинулся вдоль очереди, задавая млевшим от жары водителям один и тот же вопрос: «Откуда?». Из всех окрестных совхозов были машины, только не из «Камышаклинского».

Лишь в самом конце очереди оказалась одна-единственная машина из нужного мне совхоза. Водитель согласился подбросить меня до полевого стана. Но еще с полчаса прождали, пока подошла наша очередь.

— За это время можно бы еще один рейс сделать, — посетовал водитель.

— А почему ваш совхоз сдает так мало зерна? — спросил я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука