Ностальгия по осенним дождям

Вечером, когда мы заехали домой перекусить, к Маше по какому-то делу заглянула жена директора. Я полушутя-полусерьезно подбросил ей: не бережет, мол, здешний директор своих специалистов. Как она на меня поглядела!

— А вы спросите: бережет ли директор сам себя! — И к Маше: — Вчера твой-то когда с работы домой пришел? В полдвенадцатого? А мой Гариф Зарифович после планерки, тоже в полдвенадцатого ночи, как укатил на отделения, так я его и не видела всю ночь. В пять утра приехал. Сразу завалился спать и велел разбудить через полчаса. Ну, я не такая дура — ничего, думаю не случится, если и три часа поспит. Так что вы думаете? В половине шестого, будто кто ему в уши выстрелил, вскочил и — в машину. Так его до сих пор где-то носит нечистая сила… Извини меня, Владимир Иванович, но ты ведь в сравнении с Гарифом Зарифовичем как на курорте живешь: на дворе вон еще как светло, а ты — дома… — И опять выразительно глянула на меня: — А вы говорите…

На другое утро часов в семь Дроздову позвонил начальник райсельхозуправления и спросил, как дела.

— Да ничего, — скромно этак ответил Владимир. — На втором отделении вчера две тысячи тонн засыпали.

— Это хорошо, — похвалил его начальник управления и сказал, чтоб не очень расстраивался, так как строгий выговор будет заменен на просто выговор. А если дела с засыпкой семян пойдут еще лучше, то «может, обойдемся и вовсе без взыскания».

Когда я рассказывал ему о «Красной звезде», о том, как в этом курганском совхозе специалисты приходят на работу в восемь утра, а в начале пятого расходятся по домам, как тамошний главный агроном по вечерам ковыряется на своем приусадебном участке, где у него и сад, и огород, и пасека с пчёлами, Владимир сперва только посмеивался:

— Это на какой, говорите, звезде?

— Своими глазами видел! — божился, уверял я его.

— Ну, может, хозяйство это какое-нибудь экспериментальное, тогда другое дело.

— Да нет же, самый обычный большой совхоз!

— А в уборку они как, в посевную? Тоже по восемь часов?

— Круглый год. Круглый год у них восьмичасовой рабочий день. Как в городе на каком-нибудь заводе.

— Ну не знаю, не знаю…— помотал Владимир головой. — Что-то из области фантастики.

Однако на другое утро сам вернулся к разговору:

— Рассказал я нашему совхозному инженеру про эту «Красную звезду». Посмеялся он. Не может, говорит, быть такого в сельском хозяйстве, — Владимир помолчал. — Ну, кто спорит: конечно, работа по шестнадцать и более часов в сутки, да еще без выходных, это форменное издевательство над личностью. Но другого пока ничего не придумано. — Он тяжело вздохнул. — Не говорите мне больше про восьмичасовой рабочий день! И без того тошно. Может, в этом совхозе все так, как вы говорите, но ведь это один совхоз из тысячи. Образцово-показательный. Я во многих совхозах бывал, но нигде не видал того, о чем вы говорите. И близко не было. Понимаете, в чем тут дело? В сельском хозяйстве своя специфика. Вот она-то и не позволяет, чтоб везде было так, как это сумели сделать в «Красной звезде». — И еще раз с нажимом повторил: — Специфика, понимаете?

Я все же решил провести маленький эксперимент. Поставил Владимиру условие: пока я у него в гостях — будем питаться «как люди», три раза в день и притом в определенные часы.

Владимир категорическим тоном заявил, что это немыслимо. Даже в течение каких-нибудь десяти дней.

— Завтракайте без меня, а уж обедать — ладно, как-нибудь будем вместе.

Я решил не сдаваться:

— Завтракать тоже вместе или вместе будем голодать!

— Капризничаете, — пожал плечами Владимир.

Утром к половине седьмого он ушел в контору, а я положил перед собой записную книжку и стал заносить в нее по памяти кой-какие подробности. Так, отметил, что накануне Владимир трижды мотался в самое отдаленное четвертое отделение, чтобы отдать необходимые распоряжения управляющему. Двенадцать километров туда и столько же обратно. Итого семьдесят два километра. Предельная скорость, которую развивал его старенький «москвичок», — сорок километров в час. Почти два часа, около четверти восьмичасового рабочего дня ушли только на дорогу. Есть на четвертом отделении телефон, но — в конторе, а от конторы до зернотока — два километра. Два часа ушло у главного агронома только на дорогу в четвертое отделение и обратно, но ведь он в тот день ездил и в другие отделения, и на элеватор, и (вырвался-таки!) в контрольно-семенную лабораторию. По спидометру вышло без малого триста километров. Делю на сорок. Ого: семь с половиной часов!

Но это далеко не предел. Забегая вперед, скажу, что накануне моего отъезда из совхоза Владимир провел в дороге всю ночь: повез вечером пробы семенного зерна в лабораторию при элеваторе, и на обратном пути заклинило двигатель. Вернулся домой утром.

«В машине спал?» — спросил я. Он только рукой махнул: «Холод был собачий — разве уснешь…»

Итак, жду Владимира к завтраку. Девять утра… Десять… Одиннадцать… Двенадцать…